Недоверие — путь к бедности
Как уже объясняли «АН», в любой стране банковская система стоит на доверии. И если завтра население, охваченное единым порывом, бросится забирать вклады из Сбербанка, экономике, мягко говоря, придется туго. Проблема в том, что у россиян «единый порыв» может случиться на ровном месте, вне разумных предпосылок. В развитой стране любой школьник понимает, как устроена система, чем защищены вклады, как оценить показатели ликвидности. А россиянин средних лет помнит, что с завтрашнего дня крупные купюры могут оказаться вне закона, что на выдачу банкоматом наличных вдруг возникает лимит. При этом он привык брать пример с соседа и надеяться на стечение обстоятельств.
А там, где присутствует «ожидание чуда», процент по кредитам низким не бывает — банкиры страхуют свои риски. Равно как маркетологам сложнее предсказывать баланс спроса и предложения, что заставляет производителя поднимать цену «на всякий случай». По данным ВЦИОМ, в течение одного только 2015 г. доля россиян, считающих недвижимость самым надежным вложением, менялась с 55 до 39%. Притом что никаких особенных потрясений рынок не претерпевал.
Одна консалтинговая компания путем исследования выяснила, что адекватное представление об уровне налогообложения рабочей силы есть только у 20% руководителей и 8% предпринимателей в Москве — федеральном «центре силы». В развитых странах 100% детей еще до полового созревания знают, с кем и почему они должны делиться деньгами. У нас даже в столице о существовании НДФЛ знали 65% опрошенных, о взносах в Пенсионный фонд РФ и Федеральный фонд обязательного медицинского страхования (ФФОМС) в курсе 61 и 18% соответственно. Ради хохмы в опросники включили несуществующие сборы «на образование» и «на оборону» – от 3 до 10% респондентов заявили, что знают об их существовании.
Для 90% россиян оказалось шоком узнать, какую часть от их заработной платы работодатель платит во всевозможные фонды. Раньше они думали, что медицина и оборона оплачивались из «нефтяных» поступлений. Этим и люб власти бюджетник, лежащий на диване у телевизора. У него нет бюргерской гражданской убежденности, что налоги от его доходов формируют казну государства.
Но то ли власть почувствовала в суевериях граждан угрозу основам, то ли люди вправду стали меняться. Но в 2019 г. исследование ВЦИОМ зафиксировало резкое «улучшение показателей». Снизилась доля тех, кто верит в существование у отдельных людей способностей к колдовству и наведению порчи – с 48% в 2015 г. до 31% в 2019 году. Половина страны еще четыре года назад верила приметам, а сегодня таких «всего» треть. Пошатнулась и вера граждан в астрологические прогнозы — сегодня с гороскопами сверяют свои планы только 15% россиян, хотя на протяжении всего XXI века она колебалась в пределах 31-35%. «Среди россиян выросла доля скептиков, не верящих в необъяснимые с точки зрения науки явления», — говорится на сайте ВЦИОМ.
Однако опрос «Левада-центра»*, проведенный в сентябре 2020 г., не дает и этих поводов для оптимизма. В жизнь после смерти верит больше людей, чем на протяжении всей постсоветской истории (похожие исследования проводились с июня 1991 г. по октябрь 2017 г. еще шесть раз). В Царство Небесное в 2020 г. верят 31% против 20% в 2017-м. Сглаз и порча «точно существуют» или «скорее всего, существуют» для 28 и 21% населения крупнейшей европейской страны — это тоже постсоветский рекорд в части полной убежденности.
Религия тут ни при чем
На этом фоне разгорелся нешуточный интеллектуальный спор. С 1990-х существовала теория, что православие повлияло на бывшие коммунистические страны куда сильнее, чем коммунизм, сделав людей менее счастливыми и настроив их против капитализма. А в 2020 г. похожие выводы всплыли в отчете Всемирного банка, изучившего корреляцию между религиозностью и менталитетом той или иной страны. Цитата: «Западное христианство (породило католицизм и протестантизм) делало ставку на рационализм, логическое исследование, индивидуализм и оспаривание признанных авторитетов. Восточное (дало начало православию) — ассоциировалось с мистическими переживаниями и эмпирическим опытом, основывалось на любви к ближнему, было рассчитано на общину, уделяло меньше внимания закону и оспариванию мнений властей».
Однако с представлением, будто православие несовместимо с развитием, не согласны не только ортодоксы, но и эксперты из либерального лагеря. Экономист Дмитрий Травин напоминает, что экономическое развитие возникло не с протестантизмом: например, в католических средневековых Венеции и Флоренции жизнь била ключом. Но были два ограничителя. Моральный состоял в том, что в глубоко религиозном обществе предпринимательство считалось второсортной деятельностью. А институционально церковь выставляла запреты, например, на осуществление ссудных операций, которые хотя и обходились, но толкали бизнесмена и всю страну на порочный путь. Вместо того чтобы инвестировать в свое дело и гордиться собой, предприниматель вкладывал в землю, титулы и должности, чтобы со временем «отбивать бабки» хорошо понятными нам методами.
Действительно, «протестантская этика» сделала бизнес почтенным занятием, но и у католиков ограничения стали несущественными по мере секуляризации общественного сознания. Католическая Ирландия в XX веке уделала по части экономического роста большинство протестантских стран Европы. Равно как и православие не мешало нормально развиваться средневековым Пскову и Новгороду. Дело не в религии, а в институтах.
Проблема православного мира состояла в том, что «латынский мир» воспринимался им как неправильный, а потому всякие заимствования оттуда долгое время отвергались. Как писал историк Василий Ключевский, в школьных прописях помещалось наставление: «Братия, не высокоумствуйте! Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах, философию ниже очима видех». Как пишет Дмитрий Травин, «сам факт расхождения православной и католической церквей поставил барьер на пути заимствований знаний и практических навыков, не имеющих непосредственного отношения к религиозным догмам». Еще раз: дело не в вере, а во влиянии, которое оказывал церковно-государственный симбиоз на общественную жизнь. Реформ не хотят прежде всего те, кто намерен оставаться у власти бесконечно долго.
Когда экономика в стагнации, доходы населения падают, а социальные лифты сломались, возрастают ожидания всевозможных чудес. По словам главы «Левада-центра»* Льва Гудкова, именно на этом фоне в отчизне укореняется магическое сознание. А это означает отказ от современной формы мышления, построенной на понимании причинно-следственных связей. Хотя 63% опрошенных россиян назвали себя православными, никакой христианской проработки сознания, убеждений, этики не происходит: Библию вообще не читали 61%, в Бога верят всего 40%, а регулярно участвуют в церковной жизни лишь 4-7%. Обращение к религии стало чем-то вроде заклятия от несчастий, попыткой «обезопасить» себя после смерти. Отсюда амулеты, обереги, иконки в машинах и очереди к мощам. А в колдовство верит больше людей, чем в честность думских выборов.
Не ходите, дети, в Африку гулять
Схожим уровнем магического сознания отличаются разве что африканские страны. В Танзании, Камеруне, Намибии люди до такой степени боятся быть околдованными, что запрещают детям ходить в гости и стараются не общаться с незнакомцами. В одной только южноафриканской провинции Лимпопо за пять лет линчевали 600 человек, заподозренных в колдовстве. Как вы думаете, многие ли инвесторы захотят начать в этих краях бизнес? И кто из местных решится вложить деньги в акции иностранца?
В 2015 г. население Замбии по просьбе президента страны собиралось на стадионах и молилось о росте курса национальной валюты – квачи. В России пока отмечены лишь молитвенные стояния против фильма «Матильда», которого никто из участников на тот момент не видел. При этом вся страна многие годы живет без понятной всем экономической стратегии. А уповающим на дядю взрослым детям это не кажется странным. Опросы говорят о том, что большинство населения просто надеется на повышение цен на нефть. Или сильный лидер «решит все вопросы». При этом мало кто интересуется, как успешные страны проводили модернизацию.
Только 23% россиян склонны доверять окружающим — в 3–4 раза меньше, чем в Европе. Учитывая, что 80% россиян узнают новости из трех главных телеканалов, стоит ли удивляться спокойной реакции населения на развал науки, закрытие университетов, школ, больниц, на трактора, которые давят «санкционную» еду. По словам научного руководителя НИУ ВШЭ Евгения Ясина, рост мракобесия — просто побочный эффект от усилий элит не допустить разброда в стране. Хотели удержать власть путем подавления общественных дискуссий и независимых мнений, а получили рост инфантилизма и магического сознания. Не нужно забывать, что дети бывают особенно жестоки, разочаровавшись в кумире.
* Организация, признанная в РФ иностранным агентом.
«Аргументы Недели«
