Шнуров: «Говно в России это хорошо. Это удобрение»

— Сравните себя сегодня и каким вы были 20 лет назад.

— Если посмотреть в мой паспорт, то 20 лет назад у меня уже было двое детей. Так что тут ничего не изменилось. Ну, возраст изменился. Мне было 24 года, а сейчас 44. Что касается мышления… Если человек в 24 года прочитал, положим, 200 книг. И если в 44 года его культурный багаж составляет те же самые 200 книжек — он идиот. Я стараюсь не думать о том, что прошло уже 20 лет и что моей группе уже два десятка. Это как девушка, собирающаяся на свидание. Даже если ей 53, она вряд ли говорит себе: «Мне 53, мне 53». Так никакое *** свидание не удастся. Поэтому я стараюсь не думать, сколько мы уже топчем эту сцену. Просто ходим и играем. Стараемся, как в последний раз».

— Не боитесь ли вы в какой-то степени приесться своим зрителям?

— Такого рода опасений нет. Потому что ты сам — регулятор этого процесса. Отчасти я тоже являюсь публикой. Я смотрю клипы группы «Ленинград», слушаю эти песни, пожалуй, чаще, чем остальные. Если я почувствую, что сам себе надоел, то дальше все элементарно.

— Есть ли антоним у группы под названием «Ленинград»?

— Конечно есть — рокогрусть. В основном русский рок грустный. «Ленинград» — это антитеза.

— Вы в своих интервью неоднократно называли народ говном.

— Нет, я ни разу не называл народ говном. Не приписывайте мне эти слова. Не надо. Во время интервью с Владимиром Познером слово «говно» звучало не из моих уст. Если вы посмотрите запись, вы увидите подробности. Почему я не люблю песню «Выборы-выборы, кандидаты – ***» и не исполняю ее? Текст, между прочим, написал не я, а Алексей Кортнев. Потому что в этой песне есть некое обобщение и натяжка. Все это не про меня. Я не могу сказать «все». Взять какую-то социальную группу и сказать: «Они такие». Я не могу по лицам определить, хороший человек или нехороший. Особенно если взять массу народа. Это цитата из песни Летова про то, что любит наш народ всякое говно. Многие считают, что у слова «говно» есть некая отрицательная коннотация. Я, памятуя о том, что Россия по преимуществу сельскохозяйственная страна, к говну отношусь несколько иначе. Это удобрение.

— 6 июня в Московском музее современного искусства открылась выставка ваших картин «Ретроспектива брендреализма». Чему посвящены ваши экспонаты? Что на них изображено?

— Понимаете, если бы я хотел написать текст о том, какая выставка, я его обязательно бы написал и вряд ли стал бы писать картины. Если ты можешь о картине рассказать по телефону, значит, не нужно ее писать.

Ранее произведения Шнурова уже были показаны в музее «Эрарта» в Санкт-Петербурге. Почти все картины с той выставки были проданы. «Никогда не делаю то, что не может стать коммерческим. Отразить свою бессмертную душу можно и в Instagram», — рассказывал Сергей Шнуров.

— Почему из всех соцсетей вы выбрали Instagram как основной?

— Мне показалось, что эта среда не такая агрессивная, как Facebook. Потом в Instagram много телочек. А где много телочек, там мне всегда интересно. Это как в бар придешь. Заходишь в бар и видишь — одни мужики. Значит, там неинтересно.

— Наверное, никто у нас на эстраде не может сравниться с тем, что делается сейчас. Ну разве что лет 15 назад Пугачева снимала такие масштабные клипы.

— У нее не было сюжета. У нее песни не разделялись. У нее все-таки песня является основным посылом, а фоном идет видеосопровождение. Песня там приоритетная вещь. У нас все смешано. У нас неизвестно, что является приоритетным. И это основное отличие от всех остальных видеоклипов — в мире.

— Вам не кажется, что «Ленинград» настолько востребованная группа, что может обойтись без клипов?

— Если бы можно было обойтись, я бы, конечно, этого не делал. Я вообще не люблю тратить деньги.

— Есть мнение, что Шнурова позвали на Первый канал вести передачу, потому что Первому каналу больше нечем удивить своего телезрителя. Как вы считаете, удалось ли это Шнурову?

— Я не могу говорить от лица Первого канала. Первый канал — довольно большая структура. У них есть совет директоров, разные головы. И как вы понимаете, даже эти разные головы думают по-разному. Единого мнения там нет, уверяю вас. По части того, удалось ли удивить, я думаю, что в принципе, если бы я был в совете директоров Первого канала, я бы из этого чувачка по кличке Шнур выжал бы больше.

— В одном из интервью было написано, что свою жену вы ласково называете «бабка». С чем это связано и как вас ласково называет жена?

— Вообще, у нее много имен, и все зависит от ситуации. Бабка — это такое игровое. Мы смеемся над нашим уже довольно пожилым возрастом: мне 44, ей 31 (третья жена Шнурова с 2010 г. — Матильда Мозговая).

— В прошлый ваш приезд (в 2016 г. — ред.) мэр лично обратился к вам и попросил не курить, не материться. Вы не выполнили это, не ответили на эту просьбу. А в этот раз были такие обращения?

— Я о них не знаю ничего. Понимаете, у меня есть близкий человек. Он мне гораздо ближе, чем мэр. Это моя жена. И иногда она меня просит не пить. Я имею наглость ослушиваться.

— В Новосибирске вас очень «любят» православные активисты. Любите ли вы их? Как относитесь к их протестам против ваших матерков и курения?

— У меня есть верующие знакомые, даже в сане епископов. Я с ними приятельствую, дружу. А с активистами я предпочитаю общаться с помощью своих юристов. Если активист, то рифмуется — «юрист». У меня есть бригада очень мощных юристов, они и общаются с самыми активными. Сам я в плане религии сомневающийся. Такие люди, которые верят-верят-верят… Как они шашлыки-то готовят, не знаю.

— Что для вас святое в жизни?

— Я стараюсь не впадать в такие экзальтированные состояния, чтобы видеть что-то святое. Святое — это то, что невозможно подвергать анализу. Я человек рациональный, предпочитаю думать. Если ты выбрал себе что-то святое, неважно стул, женщину, богов, ты перестаешь анализировать, ты выключаешь мозг. Я — за мозг.

— Что вам интереснее читать в прессе: когда вас хвалят или когда вас ругают?

— Семантическая синусоида примерно одинакова. Большой разницы в высказываниях «Шнур – гений» и «пошел ты на ***, дебил» я не вижу. По эмоциональным составляющим и по информативному посылу там примерно одно и то же. Это просто плюс и минус. Поэтому никак.

— Почему вы сейчас закурили? Это принципиально, сделать все наперекор?

— Все гораздо проще. Я просто курю. Нет никакого высказывания в этом. При этом к здоровому образу жизни прекрасно отношусь: молодой, зарождающийся и обреченный, конечно же, умереть.

— За 20 лет много было написано в стол?

— Понимаете, есть какие-то вещи, которые я считаю неудачными. Есть вещи, которые я считаю недоделанными. Есть вещи, которые я считаю несильными. Так, художник делает много набросков. И они делаются не для того, чтобы быть представлены кому-то. А для того, чтобы набивать руку. И вот таких набросков у меня тьма. Понятно, что сейчас какие-то наброски Рембрандта выставляются в Пушкинском музее, но не думаю, что Рембрандт их писал для этого.

— Как завлечь группировку «Ленинград» на День города? Как организовать концерты в маленьких городах?

— На День города мы не можем выступать в силу того, что у нас присутствует так называемая ненормативная лексика. И это все не очень красиво. Там будут дети, этого нельзя делать. Поэтому довольствуйтесь Стасом Михайловым. Единственный ресурс, которым мы торгуем, — это наше время. Мы физически не можем сыграть больше 100 концертов в год. Маленьких городов на планете Земля (мы играем не только в России) гораздо больше сотни. Поэтому мы туда не можем попасть сугубо по физическим причинам.

— Ваш любимый город?

— Я люблю Петербург. Я там родился и там себя чувствую, как корюшка в Неве — на своем месте. При этом с коммерческой точки зрения (бизнеса, успешности, присутствия в медиапространстве) удобнее жить в Москве. Там находятся все источники этого зла. Но между деньгами, славой и Петербургом, я выбираю пока Петербург. Мне приходится больше летать. Но таков мой выбор. Я столько пишу о Питере, потому что я Питер чувствую, знаю и понимаю его. Предпочитаю делать то, что я знаю.

К Новосибирску у меня прекрасное отношение! Мы здесь появлялись в самом начале существования нашего коллектива, играли в баре «Голодный койот». Там всякие классные события происходили в этот момент. Сибирь в моем сознании — образ очень сильный. Он мифический. Я плохо знаю Сибирь. Мне здесь нужно пожить подольше. Я не призываю власти сослать меня в Сибирь. Но если бы было нужно деконструировать это понятие, я бы поехал сюда — чтобы разобраться.

Эльвира Корченко
Фото автора