Трансплантологию можно считать довольно молодой отраслью медицины, и еще не так давно на операции по пересадке органов смотрели как на чудо. Но прошло несколько десятков лет — и если пересадка легких пока еще воспринимается как фантастика, пересадка сердца и печени вызывает священный трепет, то пересадка почки стала уже такой обыденной операцией, что про это уже снимают фильмы и сериалы. В регионах России появилось достаточное количество медицинских учреждений с высококлассными специалистами и необходимым оборудованием, и трансплантация органов перестала быть процедурой для избранных. О том, как обстоит дело с трансплантацией органов в целом по стране, какие операции стали доступными для российских пациентов, какие надежды дает сейчас медицина людям, жизнь которых может спасти и продлить такая операция, мы поговорили с академиком РАН, директором Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В. И. Шумакова, главным внештатным специалистом-трансплантологом Министерства здравоохранения России профессором Сергеем Готье.
— Сергей Владимирович, с чем связан рост числа пациентов, нуждающихся в пересадке органов?
— Вопрос глубокий, потому что охватывает не только трансплантологию, которую мы привыкли воспринимать как помещение чужого органа в организм и борьбу с отторжением, но и различные новые направления, когда разрабатываются технические девайсы. Например, коррекцию слуха или зрения тоже можно назвать трансплантацией, но в другом, более технологичном плане. Или, например, пересадка суставов — сейчас этим уже никого не удивишь, такие операции стали массовыми, и это здорово. А пациентов стало много потому, что увеличился срок жизни, и люди, при всех своих сопутствующих заболеваниях (как правило, это ожирение и нарушение обмена веществ), стали доживать до возраста, когда им протезируют суставы, и они продолжают жить дальше. Что касается наших задач, я уже много раз говорил о том, что увеличение числа пациентов с патологией почек — это общемировая тенденция. Особенно она подхлестывается сахарным диабетом, который приводит к поражению почек, и, конечно, растет огромная популяция людей, которые нуждаются в заместительной почечной терапии — то есть в гемодиализе. Получается порочный круг: когда пациентов становится больше, диализа нужно больше, и для того, чтобы это как-то сдерживалось, нужна трансплантация почки, поскольку она оттягивает часть пациентов на себя. И так во всем мире: число трансплантаций почки по статистике в десятки раз превышает число трансплантаций сердца. Поэтому нашей постоянной задачей — и вряд ли мы ее в ближайшие годы решим — является обеспечение трансплантации почки в регионах. Чтобы люди не ездили в Москву, а получали свои почки на месте.
— Как сейчас обстоят дела с трансплантацией донорских органов в регионах?
— Могу с определенной гордостью сказать, что на территории Российской Федерации в 2023 году мы превысили три тысячи трансплантаций. Это хороший показатель того, что данный вид медицинской помощи становится доступным в большем количестве регионов. И это не только трансплантация почки, но и другие методы трансплантационной активности: трансплантации печени и сердца. Когда регион совершает первую трансплантацию сердца в одном из своих учреждений — это всегда является знаменательным событием.
— Действительно ли после пандемии коронавируса врачи-трансплантологи столкнулись с нехваткой легких?
— К сожалению, после пандемии коронавируса легкие действительно находятся в дефиците. Это проблема, которую мы сейчас решаем различными путями. А самая большая проблема — наличие здоровых легких, которые можно использовать для пересадки. И сейчас мы разрабатываем и уже используем аппаратную перфузию донорских органов, чтобы привести легкие в порядок, улучшить их функцию и сделать пригодными к пересадке. Это достаточно сложная технология: мы создали свой комплекс приборов, свой раствор, который используется для заполнения сосудистого русла донорского органа, и ведем лабораторный контроль того, что происходит с органом, прежде чем он будет использован для трансплантации. Эта технология достаточно применима и для других органов, если речь идет о длительном хранении или транспортировке на большие расстояния. В нашем случае это менее востребовано, потому что те органы, которые получаются на местах в регионах, полностью используются по месту, и их не нужно куда-то возить — чем раньше пересадишь, тем лучше. Однако легкие требуют именно такой подготовки.
— Что нового происходит в этой области?
— Трансплантология — это сложная область медицины, которая призвана спасать наших граждан в тех случаях (а их достаточно много), когда другие способы лечения не эффективны или просто не могут быть применены. Сегодня число пациентов с пересаженными органами постоянно растет, а это требует дополнительных возможностей. Особенно это касается случаев с другими конкурентными заболеваниями, которые в принципе осложняют жизнь пациента, находящегося на иммуносупрессии. С такими пациентами важно уметь работать. И, конечно, очень многое зависит от команды, которая настроена на выполнение того или иного вида операций. В этом смысле глобальное значение приобретает телемедицина — удобный и эффективный метод общения между докторами, который направлен на решение судьбы того или иного пациента по всем направлениям: по отбору пациентов на трансплантацию, дальнейшему их ведению, коррекции методов лечения, а также выбору методов лечения при конкурентных заболеваниях. Сегодня такие консультации стали уже частью нашей жизни.
— Если заглянуть в будущее, какие виды трансплантации могут стать доступными?
— На данном этапе развития медицины, когда мы не можем отказаться от применения иммунодепрессантов (препаратов, снижающих иммунитет) для предотвращения у пациентов реакции отторжения донорских органов, мы выполняем трансплантацию именно жизненно важных органов. Здесь важно понимать степень риска, поэтому мы сужаем круг органов. Может человек умереть от цирроза печени? Обязательно умрет! Значит, ему нужно пересадить печень. Если есть сердечная недостаточность, от которой человек умрет в течение ближайшего года или даже раньше, ему надо пересадить сердце. А если у него сочетанное поражение сердца и легких, что бывает при запущенных стадиях сердечной недостаточности, или заболевание легких с вторичным поражением сердца — ему надо пересадить комплекс сердце-легкие, иначе наступит смерть. При этом очень важно, чтобы эти люди могли вести как можно более комфортный образ жизни, выполнять работу, заниматься спортом, рожать детей. Именно поэтому врачебная грамотность должна быть высокой.
— Как скоро, на ваш взгляд, может наступить то время, когда дефицит в донорских органах отпадет, потому что их заменят искусственные почки, сердце, печень?
— Это очень популярная тема, которая создает нам перспективу этой возможности. Где только не пытаются выращивать органы или хотя бы ткани для того, чтобы потом из этих тканей можно было бы сформировать какой-то фрагмент органа с сохраненными функциями. Например, мы хотим вырастить печень. Я беру пример с печенью потому, что сердце вырастить, наверное, легче, потому что там одни клетки, почку труднее, потому что там очень много разных тканевых элементов, которые выполняют свои функции, а печень — это нечто среднее. Функции печени многообразны (избавляет организм от интоксикации, вырабатывает белки и многое другое), и осуществляются они не только за счет клеток печени (которые можно вырастить в определенных условиях), но и другими видами клеточных элементов, которые формируют и желчные протоки, и сосуды, и лимфатическую систему. Вот до того, чтобы вырастить реально работающую печень, мы пока не дошли, хотя работаем над этой проблемой много лет. И ни в одном государстве пока не достигнута возможность использования таких органов.
— Еще одна надежда пациентов: животные, которые могут стать донорами. Есть ли здесь перспективы?
— Для того, чтобы использовать свинью в качестве донора, нужна генная модификация животного, чтобы по возможности убрать тканевую несовместимость, а она обязательно будет. И как показал опыт наших американских коллег, сделать это достаточно сложно. А главное — что мы не сможем гарантировать (во всяком случае на данном этапе развития науки) свободу от инфекций, характерных для животных. Получается, что, пересаживая орган от другого вида, мы обречены на высочайшую иммуносупрессию. То есть доза иммунодепрессантов настолько огромная, что иммунитет реципиента (человека, которому пересаживают донорский орган) минимизируется или вообще убивается — и на это садится инфекция, которая характерна не только для животных, но и для людей… Однако мы продолжаем работу над тем, чтобы все люди, нуждающиеся в пересадке, были этим обеспечены. Вряд ли достигнем этого в ближайшее время, но минимизировать дефициты мы обязаны.
Елена Соколова
(ИА «Столица»)
