Эпоха Сталина
— Леонид, в чем особые отличия тридцатых-сороковых годов прошлого столетия?
— Это окончательное формирование социалистического строя. Мое убеждение, что никакого социализма, кроме Сталинского, не было, а он был оформлен в 30-е годы. А потом — при Хрущеве, при Брежневе — строй уже жил по инерции. И мы все видели, что когда из него уходит страх, эта система уже не работает. Поэтому она работала все хуже и хуже и наконец «накрылась медным тазом»...
— В чем особенность вашего проекта?
— Это книги про жизнь советского человека. Здесь обязательно есть изображение квартир того времени. Но поскольку телевизоры только-только появилась — в 1938 году их всего 10 000 штук было выпущено — пришлось делать изображение более богатой квартиры, а не средней, как в предыдущих проектах. Потому что такой предмет роскоши, как телевизор, в обычной коммуналке оказаться не мог. Он и сам делался из красного дерева, чтобы быть чем-то наподобие мебели.
«Контру» — к стенке!
— Вам самому интересна та эпоха?
— Да, у меня личный интерес. Нашу семью ничто не миновало... В 1931 году нас раскулачили — отца моей бабушки по линии отца, моего прадеда. А в 1937 бывших кулаков, священнослужителей, белых офицеров — их еще и добивали. И мой прадед тоже был расстрелян.
Тогда ведь где-то 450 тысяч человек были расстреляны на основании решений «тройки» — это первый секретарь обкома партии, начальник НКВД и прокурор области. На самом деле, это были просто списки людей, которых они никогда не видели и которых приговаривали к расстрелу за «контрреволюционную деятельность». Как в деревне можно было создать какую-то такую организацию — до этого никому дела не было…
Зарубки на память
— Вы чувствуете, когда одна эпоха меняет другую?
— На заре туманной юности я работал на родине в газете «Вологодский комсомолец». И дежурил по тому номеру, в котором давали материалы про смерть Брежнева. А до этого было ощущение, что все затянулось и, похоже, мы сами все помрем при них. Тогда мне было 22 года. Сначала ведь умер Суслов, а потом началась, как в народе говорили, гонка на лафетах — цинично, да, но они сами довели до того, что народ стал так шутить.
Это было в Вологде, а мне нужно было вернуться в Череповец. Я купил билет в автобус «Икарус», в нем 42 места, а у меня тридцать девятое. И вот я протискиваюсь к своему месту, смотрю на людей, которые, конечно же, об этом уже знали. А их лица — как в парикмахерских креслах — ничего не выражают! Мне тогда хотелось сказать: «Люди, очнитесь! Запомните этот день! Ведь что-то будет! И будет совсем по-другому!»
— Как вы думаете, что дает для настоящего осмысление истории?
— В истории напрямую ничто не повторяется. Важны «зарубки на память», обогащение опыта, с которым человеку дальше идти по жизни…
Записала Мария Донская,
фото из личного архива Леонида Парфенова
