16 лет назад Леонида Парфенова — пятикратного лауреата главной телевизионной премии ТЭФИ — уволили с телевидения, а передачу «Намедни», которую он вел (с перерывами) более 10 лет и которая сделала его одним из самых известных и популярных телеведущих страны — закрыли. Но Парфенова не так-то легко выбить из седла и выкинуть из нашей новейшей истории, летописцем которой он себя по праву считает. Он снял множество документальных фильмов, выпустил 14 книг, а сейчас ведет в интернете свой ютуб-канал «Парфенон». В прошлом году Леонид Геннадьевич скромно отметил свое 60-летие, а недавно презентовал свою новую книгу «Намедни. Наша эра. 1921 – 1930». Нам удалось поговорить с Парфеновым и об этой книге, и о других его проектах, и о планах — как ближайших, так и более отдаленных…
«Эпоха была черно-белая»
— Леонид, ваши книги «Намедни» читает практически вся страна. Это такой иллюстрированный исторический экскурс в прошлое. А как вы отбираете для книги события? Есть какой-то критерий?
— Таким же авторским произволом, как и иллюстрации. И понятно, что подбор этих феноменов — это авторский субъективизм. Меня лично греющий факт: в такой работе я люблю опираться на явления массовой культуры, потому что они особо прямо и простодушно передают дух того времени.
— Документальную основу книги где черпали?
— Все оцифровано, все выложено в интернет уже — что черпать? Сейчас доступность невероятная: все есть! Особенно, если это сравнивать с тем, как мы делали первые серии передачи «Намедни. Наша эра» в 1997 году, когда интернета не было. Ты едешь на целый день и просто сидишь в библиотеке с бутербродами, листаешь подшивки газет… Но иногда и сейчас приходится так же ездить в библиотеки, потому что некоторые фотографии или документы не оцифрованы — например, обложки журнала «Крокодил» — а это важно для книги…
— Ваша новая книга — про 1921 – 1930 годы. Понимаю, что много информации оцифровано, но все же, наверное, сложно было подбирать иллюстрации того времени, ведь их тогда было не так много…
— Иллюстрация к книге требовала огромных усилий, потому что эпоха преимущественно была черно-белая. Но сегодня никто не будет смотреть на такие кадры — нужно объяснять зрителю, почему эпоха была черно-белая. Поэтому в ней есть не только фотографии, но и картины авторов того времени. Что касается фотографии, то на многие, как и для предыдущих книг, покупались права. Это большая работа, канитель. На все это ушло почти три года… Но я не только этим занимался все это время. Выходили и различные мои документальные фильмы, и «Намедни» — не только в печатной версии, но и в видео. Но прежде всего все-таки — эта книга, так как быстро это сделать невозможно… Долгий подбор иллюстраций, фактуры, какие-то возвращения, переверстки и прочее-прочее-прочее… Например, в одном из томов книги «Намедни. Наша эра» только авторские права на иллюстрации стоили 40 тысяч евро. Так что многие вещи в моей работе связаны не только с просто моими «хотелками», но еще и с деньгами, и с теми людьми, которые готовы инвестировать…
«Я ничего не умею придумывать»
— Почему вы решили связать свою жизнь с журналистикой и что вас больше всего привлекает в этой профессии?
— То, что я складываю слова. Я пишу. Мне это нравилось всегда, и мне всегда это было интересно. Но писать я могу только документальные истории — поэтому я не писатель, а именно журналист. Даже если это книги в твердом переплете — это все равно журналистика в жесткой обложке. В случае книжки я выступаю таким летописцем. Я придумал этот метод, терминологию и таким образом это показываю. Потому что все это — еще та история, которая остается современностью. И в этом смысле она до сих пор интересна людям.
— А почему вы против того, чтобы вас называли писателем, хотя пишете книги?
— Я ничего не умею придумывать — это первое. Во-вторых, мне всегда кажется, что жизнь богаче любых выдумок. Например, я как журналист сделал столько разных фильмов про разных героев, которые проживали жизнь, про которую, если не знать точно, можно сказать: «Ну хватит придумывать и фантазировать!» Разве можно было про Владимира Зворыкина сказать, что он, будучи сам из Мурома, будет делать телевидение в Америке, научит чернокожего повара настаивать «рябиновку» и так далее… Так что это не литература — это документалка, журналистика… Что же касается книги — это не совсем книга, это такой альбом. Я сам придумал такой формат. Ведь книги обычно бывают, когда мало фото и много текста. А когда вот так все взаимно увязано — мне говорили, что это скорее формат журнала. Ну, наверное. Но пришла визуальная эпоха, и люди считывают такую информацию лучше всего. Так что — какая тут литература и писательство?! Это журналистика.
— А вы всегда, с детства хотели быть журналистом?
— Да. Я довольно рано профессионально ориентированный ребенок. Я в 13 лет был на всесоюзной смене юнкоров в детском лагере в «Артеке» — и даже там, будучи из вологодского райцентра, был удостоен специального диплома «Пионерской правды» о том, что я выдающийся юнкор. Он у меня до сих пор хранится, с 1973 года. Так что у меня был профессиональный рост, и можно справлять 47 лет профессионального стажа! (Смеется.) Ну как я после этого — честный 13-летний мужчина — мог изменить журналистике? Я больше ничего делать не умел и не умею. Сейчас уже и метаться не стоит. Самое интересное, что я закончил газетное отделение — и меньше всего работал в газете. Но при этом я не был даже никогда в учебной студии телевидения — она вообще была в другом здании. Так что меня этому не учили — но учили тому, чтобы придумывать какие-то форматы и задачи для себя. Мне казалось, это — главный мотив того, что тебя тащит в этом деле: собственный интерес, мотив, желание… Это такой поступательный процесс. Ты сказал «А», потом говоришь «Б» — и двигаешься дальше… Мне кажется, что вокруг меня все живут точно таким же образом…
Парфенов с супругой Еленой Чекаловой
«Я никогда не снимаю по заказу»
— Вами снято уже множество документальных фильмов. А есть что-то то, над чем хотели бы поработать?
— Я никогда не снимаю по заказу. Я давно хотел снять фильм про грузин — еще с 90-х годов, но пока не нашел человека, который может дать мне на это деньги, поэтому я не мог приступить… Это такая тонкая штука… Я был открыт для объяснения, что это может быть за фильм. И вдруг нашелся человек, который сказал: «Давайте работать». И вот в прошлом году вышел фильм «Русские грузины». А сейчас я делаю «Русские грузины — 2». Но съемки фильма приостановлены из-за того, что мы не можем привезти грузинских артистов для съемки игровых эпизодов в Москву из-за ковидных ограничений. Но надеюсь, что очень скоро мы все же продолжим над ним работать…
— Вы довольны тем количеством людей, которые читают ваши книги, смотрят «Парфенон»? Или вы все-таки хотите, чтобы это была более широкая публика?
— Знаете, как где-то было у Ильфа и Петрова: старый артист, который каждый вечер сидел в кинотеатре и говорил: «Народ меня не любит, а партия не ценит!» (Улыбается.) Ну, я как-то не задумывался об этом… Вот сейчас фильм «Русские грузины» за восемь месяцев собрал больше двух миллионов просмотров. Это для документального кино, которое длится два часа и десять минут — и при этом большой процент людей, которые досматривают до конца два часа документалки, это очень хорошее количество! Значит, вот столько моих людей. Ради них я, наверное, всем этим и занимаюсь…
Валерия Хващевская, фото Вадима Тараканова
(ИА «Столица»)
