Один из них — Андрей Евгеньевич Корепов, врач отделения реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ) терапевтического профиля. По его признанию, доктором мечтал стать с детства, никаких других вариантов в принципе не было. Сначала окончил медицинское училище, затем — мединститут. С 2004 года работает в этом отделении, один из самых опытных реаниматологов Областной больницы.
— Андрей Евгеньевич, почему из нескольких десятков врачебных специальностей вы выбрали именно реаниматологию? И почему именно реанимацию терапевтического профиля, где самая сложная категория больных — после инфаркта, инсульта, с острым панкреонекрозом и т.д.?
— Специальность выбрал сам, осознанно. Ещё во время учёбы в институте мне нравилась медицина критических состояний, то есть та область, где надо быстро принимать решение, стремительно действовать и где можно сразу же увидеть результат своих усилий. В этой специальности, как правило, оказываются люди с особым темпераментом, поскольку здесь требуется проявлять оперативность мыслей и действий.
— Особый темперамент — главное условие, необходимое, чтобы из студента-медика получился хороший реаниматолог?
— В нашу специальность приходят люди с разными характерами, отсев случается уже на рабочем месте. Как правило, понимание «твоё — не твоё» наступает в течение первого года работы. И если врач осознаёт, что реаниматология – это «не его», он меняет специальность на более спокойную. А кто-то вообще уходит из медицины.
— За двадцать лет врачебной практики вам никогда не хотелось таких перемен? Извините за пафос, но «умирать» с каждым больным и «воскресать» с ним вместе – какое здоровье нужно иметь доктору, чтобы такое выдерживать…?
— Никогда ничего менять мне не хотелось! Я люблю свою врачебную профессию и специальность. Да, работа анестезиолога-реаниматолога сопряжена с невероятными психо-эмоциональными нагрузками. Поэтому здесь остаются максимально стрессо-устойчивые, эмоционально стабильные люди. Нагрузки, возникающие в таком объёме и с такой регулярностью, конечно, может выдержать не каждый. В реаниматологии работают самые выносливые — это относится как к врачам, так и к медицинским сёстрам. Если человек после года работы не ушёл = считай, что он на своём месте и останется здесь на всю жизнь.
— Как вы думаете, необходимо ли периодически тестировать уровень психо-эмоционального напряжения анестезиологов-реаниматологов, чтобы не происходило выгорания врача на работе и чтобы его сердце оставалось здоровым?
— Интересный вопрос. Действительно, существуют тесты для определения уровня тревожности и стресса, этим занимаются клинические психологи. Но по отношению к нам с их стороны нет повышенного интереса. Я пока справляюсь самостоятельно, а кому-то, уверен, такое внимание уже необходимо. Даже у самих психологов есть супервизоры, которые помогают им правильно отрефлексировать накопившийся негатив, не перегружать себя чужими проблемами. У врачей нашей специальности таких супервизоров нет, поэтому каждый старается сам нивелировать риски. Надо учиться расслабляться безопасными способами — хобби, занятия спортом, прогулки на природе.
— Пациенты с какими проблемами поступают в ваше отделение?
— В ОРИТ терапевтического профиля максимально широкий профиль больных: с нарушениями кровообращения, неврологическими, гематологическими, гастроэнтерологическими заболеваниями. Поэтому здесь нужно иметь огромный объём знаний о разных заболеваниях и состояниях, и эти знания необходимо моментально достать из архива памяти. К тому же у одного пациента может быть сразу несколько разных заболеваний, и всё это необходимо учитывать при оказании ему реанимационной помощи. Бывает, что у человека с инфарктом случается ещё и острый аппендицит, ему требуется экстренная операция, тут тоже свои сложности.
— Огромный объём знаний — второе условие после темперамента, чтобы стать хорошим реаниматологом? Ведь, если допустит ошибку реаниматолог, её уже никто не исправит.
— Уровень компетентности, конечно, важен, он изначально должен быть высоким. Анестезиология-реаниматология — наука и врачебная специальность, подразумевающие широкий спектр знаний о физиологии и патофизиологии, фармакологии. В то же время каждый специалист, который действительно любит свою работу, повышает знания ежедневно, а не раз в пять лет, как предусмотрено правилами.
— У вас остаются на это силы и время?
— Конечно. Как и многим людям, мне свойственна здоровая любознательность. В частности, помимо собственно реаниматологии стараюсь получить более глубокие познания в смежных областях медицины, а именно, кардиологии, пульмонологии, неврологии.
— Вы больше двадцати лет в медицине, а вам всё ещё интересно не только работать, но и учиться?
— Очень интересно! Сейчас я всерьёз увлекся молекулярной генетикой, генной инженерией — теми областями науки, которые являются локомотивом прогресса в медицине 21 века. Чтобы в этом разобраться, приходится много читать специальной научной литературы.
— А это может пригодиться в вашей работе?
— Мы уже используем в лечении больных лекарственные препараты, созданные с применением технологий молекулярной генетики. К примеру, сегодняшний инсулин не свиной, как раньше, а продукт биотехнологий и генной инженерии.
Одним словом, наукоёмкие технологии для практической медицины мне очень интересны.
— Что самое сложное в работе реаниматолога?
— На мой взгляд, самое сложное — принимать решения, особенно когда на дежурстве ты остаёшься один на один с пациентом и его проблемой. Это решение должно быть единственно верным из всех возможных вариантов, оно должно быть принято своевременно, и сами сложные манипуляции, которые спасают человеку жизнь, проведены моментально, учитывая, что у тебя ограниченный запас времени.
— Пациент, если он в сознании, каким-то образом участвует в процессе оказания медицинской помощи, или его дело – быть объектом лечения и покорно воспринимать всё, что делают медики?
— Моё глубокое убеждение, что пациент — всегда субъект процесса оказания медицинской помощи. И, если он в сознании, от его вовлечённости в лечение в значительной степени зависит результат. Слушать пациента, разговаривать с ним — обязательное условие для реаниматолога. Скажу больше: психологический контакт врача и больного на пятьдесят процентов, если не больше, предопределяет успех интенсивной терапии. В таком контакте пациент помогает врачу, а врач помогает пациенту.
— Но когда человек выписывается из стационара, он в лучшем случае знает имя своего лечащего врача, и никогда — оперировавшего хирурга, а тем более анестезиолога и реаниматолога. Скажите честно, вам обидно?
— В медицине не бывает главным кто-то один, успех лечения всегда зависит от работы целой команды разных специалистов, начиная от сотрудников приёмного отделения, диагностических служб, заканчивая терапевтами, хирургами и реаниматологами. Получается, что, говоря слова благодарности кому-то одному, пациент тем самым как бы благодарит всю команду. Во всяком случае, я отношусь к этому именно так, и поэтому — никаких обид.
