История науки началась в античности. Недаром это сплошь греческие слова: математика, грамматика, история, гармоника (наука о звуках), риторика, логика и так далее. Однако уточним: тогда же наука появляется еще и в Индии: и математика, и астрономия, и потрясающая грамматика санскрита из четырех тысяч правил.
— Научные подходы в то время, особенно в Греции, были ориентированы на понимание мира и таким образом тесно соседствовали с философией; практические же аспекты, напротив, считались несущественными. Известен случай, когда Архит Тарентский математически рассчитал и изготовил модель голубя, которая могла пролетать сто с лишним метров. Платон этим фактом был очень раздосадован: «Делая игрушки, ты унижаешь математику!»
Европейская же наука появилась в семнадцатом веке в Западной Европе и сразу двинулась по экспериментально-технологическому пути. Если древние греки постигли принцип парового двигателя, европейцы придумали, как его использовать. В Новое время исследования стали гораздо более прикладными, направленными на службу человеку, на изменение мира. Греки так науку не понимали. Вот вам и разница в психологии людей двух далеких друг от друга эпох. То, что мы сейчас называем наукой, — это именно экспериментальная деятельность, где более девяноста процентов финансирования и, соответственно, усилий на исследования приходится на долю прикладных дисциплин и лишь несколько процентов — на фундаментальные.
Впрочем, есть еще значительный китайский пласт открытий. Просто о нем у нас меньше известно. Так или иначе, в середине семнадцатого века главные успехи сделала физика, и прорывным явлением стало открытие закона тяготения Ньютоном, которое позволило единым образом объяснить взаимодействие тел на земле и на небе. Ведь до конца Средних веков господствовало аристотелевское представление о мире, согласно которому мир состоит из двух частей — подлунного и надлунного — и каждый из них по-разному устроен. А здесь появилось колоссальное обобщение: оказалось, что повсюду действуют одни и те же законы, определяющие как могучие движения планет, так и короткий полет яблока сверху вниз. Так физика задала образец для других наук.
— Олег Альбертович, какие общие процессы можно наблюдать в современной науке?
— Сейчас, как представляется, происходят революционные сдвиги. Начнем с того, что теперь доминирует не физика, а биология. После открытия ДНК открываются все новые горизонты: хоть клонирование, хоть бессмертие. Появляются дисциплины, которых раньше не было. Например, этология — наука о поведении животных. Был открыт язык пчел, это потрясающе! Одна особь может рассказать другим, где искать мед. Они могут лететь до семи километров, чтобы прямиком приземлиться на маленькую баночку с сиропом. Точность языка пчел просто удивительная! Интересно, сколько времени потребуется человеку на решение той же задачи? Раньше мы не представляли всей сложности поведения животных… У нас в Новосибирске Жанна Резникова сделала открытия, связанные с языком муравьев. Общаясь при помощи усиков-антеннок, они могут объяснить друг другу, куда двигаться.
— Может, они вообще телепаты?
— Вряд ли. Установлена зависимость между длительностью общения и сложностью пути… Появились захватывающе интересные труды. Например, книга Конрада Лоренца, объясняющая характер агрессии человека.
Сейчас активно развивается взаимодействие наук. Кто думал, что генетика окажет столь эффективную помощь истории? Но именно исследования генотипов позволяют прослеживать миграции племен и народов. Поиски новосибирских археологов на Алтае завершились замечательным открытием. По найденному в пещере фрагменту мизинца при помощи генетического анализа обнаружен третий вид древнего человека. До этого были известны кроманьонцы и неандертальцы. Третья разновидность получила название Алтайского человека или «денисовца» — по названию пещеры, где нашли мизинец, — Денисовская.
На стыке физики, астрофизики и астрономии обсуждаются перспективы, связанные с черной энергией и черной материей. Дело в том, что движение видимой части Вселенной происходит по законам, необъяснимым с точки зрения того, что мы видим. Уже никто не сомневается, что существует невидимая материя, ее масса огромна по сравнению с тем, что мы можем видеть. Это коренным образом в очередной раз меняет наше представление об устройстве мира.
— С учетом того, что более девяноста процентов ученых изысканий являются прикладными, что происходит собственно с философией?
— Философия стоит у основания всех наук. Да, когда формируется конкретное направление, ему философия уже не нужна. Тому пример — психология, которая еще до начала прошлого века являлась частью философии, но, когда появились точные методы, она отделяется и становится той психологией, которую мы сейчас знаем. Кстати, один из самых крупных психологов середины прошлого века Сергей Львович Рубинштейн — доктор философских наук.
Философия требуется вновь и вновь, когда нужно осмыслить новые понятия, а они появляются очень-очень быстро. И чем дальше, тем быстрей. Социум меняется на глазах, социальная философия должна отвечать на новые вызовы и понимать, что происходит. Одна из новых проблем — отношение человека и техники. И это даже не идея про войну машин и людей, много раз воспетая в литературе и кино, а гораздо более тонкий процесс: человек сам себя начинает воспринимать как техническое устройство, начинает сам себя совершенствовать, приспосабливает на нос очки с дополнительной реальностью, задумывается о том, как увеличить память. Человек с экзоскелетом запрыгивает на пятиэтажный дом и на протезах уже бежит быстрее любых спортсменов, хотя и те не остаются в стороне от прогресса, вовсю осваивая химические стимуляторы. Пока мы не знаем, к чему это приведет. Задача философии — понять, в какую сторону мы развиваемся, или, по крайней мере, обозначить проблему.
Нерешенными остаются этические вопросы с клонированием или даже более актуальные проблемы, связанные с эвтаназией. На Западе в любом университете есть кафедры биоэтики, это теперь отдельная дисциплина, у нас тоже уже читаются курсы, хотя кафедр немного. Может ли врач убивать? В смысле, отключить пациента от систем жизнеобеспечения, при том в ситуации, когда даже невозможно поинтересоваться у человека, желает он этого или возражает. Та же эвтаназия. Мало ли, что пациент сам просит отпустить его из жизни… Даже с животными не все понятно. В большинстве ветеринарных пунктов Новосибирска вашего питомца легко усыпят за ваши деньги. Но есть пара клиник, где вам ответят: мы этого не делаем. К таким врачам начинаешь относиться с особым уважением, потому что думают они в первую очередь не о доходе, а о чем-то неизмеримо более важном. Вопрос даже не в том, правы они или не правы.
— Как лично вы относитесь к эвтаназии для людей?
— Моя позиция: это не по-христиански, но я не осуждаю подобные решения. У меня был знакомый, который обратился в специальную фирму и заказал себе легкую смерть. Но это тоже определенная морока: надо перевезти человека из одной страны в другую, где эвтаназия официально разрешена, подготовить документы и так далее…
— Играла ли Россия какую-то роль в европейском научном феномене XVII – XIX веков?
— Началось с того, что Петр I встречался с самим Лейбницем, и тот подготовил проект российской академии наук. Надо было создавать национальную научную среду, и собственно эта роль досталась немцам, которых и сам Петр, и Екатерина активно приглашали в Россию. С Россией связаны имена множества немецких ученых, самым знаменитым из которых был, конечно, Леонард Эйлер. Большинство из них писали свои работы по-немецки, но это не отменяло того, что в России возникали условия, которые уже в девятнадцатом веке породили двух великих русских ученых — Николая Лобачевского и Дмитрия Менделеева.
— Ломоносов в этот список не входит?
— Он был и остается основателем российской науки, можно сказать, что он соответствовал уровню тогдашней мировой науки. Но прорывных открытий, подобных систематизации химических элементов или кардинальному изменению представлений о геометрии Вселенной, не совершил.
— Некоторые умы рисуют кошмарные перспективы для развития нынешней отечественной науки в связи с санкциями, дескать, если не питать технологии извне, можно отстать навсегда.
— В тридцатые годы прошлого столетия открытия в области ядерной физики запретили публиковать. А практически все главные открытия тогда принадлежали немцам. Разве нашим это помешало создать атомную, а затем и водородную бомбы?
— Общеизвестный факт, что секрет ядерной бомбы у американцев выкрали наши разведчики.
— Это все здорово, конечно, но все сделали бы и без разведки. Если нет соответствующего уровня науки, то красть бессмысленно. Ну, передайте этот секрет в Папуа-Новую Гвинею, они что-то построят? Гораздо хуже санкций собственные родные реформаторы. До Третьего рейха в Германии был самый высокий уровень науки в мире, но Гитлеру пришло в голову начать гонения на евреев-ученых. В России в двадцатые годы устроили охоту на интеллигентов и где оказались? В ряде областей ниже плинтуса.
Нынешнее жалкое состояние науки в России принято объяснять недостатком финансирования. Конечно, от достатка еще никто не умирал, кроме Мидаса. Но дело не столько в финансировании, сколько в отсутствии определенных условий и системы мер для развития науки. При этом наукой невозможно управлять! А то пришли новые экономисты и рассуждают: если мы сейчас вольем денег, скажем, в нанотехнологии, то они у нас — оп! и появятся.
— Олег Альбертович, с тех пор, как вы погрузились в историю науки, что вас больше всего поразило?
— Наверное, роль поэзии и религии в развитии науки. Так, принято считать, что религия тормозит науку. Но вот вам простой пример: появилась такая книга — Коран. Для того чтобы его могли правильно читать люди, говорившие на разных арабских диалектах, пришлось создавать арабскую филологию. Появилась логика, потому что надо было доказывать, чем ислам лучше христианства или иудаизма. Для этого пришлось переводить Аристотеля. Зародилась философия, потому что для построения широкого мировоззренческого подхода логики оказалось недостаточно. Молиться нужно пять раз, для этого нужно знать время молитвы. Днем еще можно справиться, используя солнечные часы (да и то только в ясный день), а ночью как? Только по звездам. Муэдзины стали получать астрономическое образование. Они должны были знать двадцать восемь небесных домов, уметь вычислять движения планет, чтобы призвать правоверных к молитве в точно назначенный срок. Долгое время арабам не было равных в астрономии. Многие звезды получили арабские названия, те же Альдебаран, Денеб, Ригель… Далее: чтобы помолиться, нужно первым делом повернуться лицом к Мекке. В плане молитв еще могут быть допущены небольшие отклонения, а вот при строительстве мечетей нужно абсолютно точно определить, где расположить михраб. Следовательно, начинают развиваться математическая география и математика. Арабы измерили меридиан с точностью до двухсот метров! Собственно, в Средние века не только в астрономии, но и во многих науках арабские ученые занимали передовые рубежи. Не берусь судить, как это связано с Кораном, но известно, что и в области медицины они были первопроходцами. Даже медицинские прививки применяли аж за двести лет до первых подобных опытов в Европе.
Федор Буров
