Олигарх Рокфеллер
Развитые страны никогда не забывали, чем они обязаны конкуренции. В начале XV века Европа выглядела захолустьем по сравнению с Востоком. В Пекине проживали 700 тыс. жителей, а среди 10 крупнейших городов мира европейским был только 200-тысячный Париж. Как пишет историк Ниал Фергюсон, 600 лет назад по реке Янцзы проходило до 12 тыс. барж с рисом, а компендиум китайской науки насчитывал 11 тыс. томов. В Китае создали сеялку за 2 тыс. лет до Джетро Талла, а первую доменную печь для выплавки чугуна — около 200 г. до н. э. Англичане только в 1788 г. перекрыли по производству железа показатели Поднебесной 700‑летней давности. Флот китайского адмирала Чжэн Хэ в начале XV века брал на борт 28 тыс. человек и был крупнее любого западного до Первой мировой войны. Но с 1500 г. китайца, замеченного в постройке судна более чем с двумя мачтами, приговаривали к смерти. Прибрежные поселки и города переселяли, как минимум, на 15 км от моря. Китайские императоры были похожи на нашего царя Николая I, который отказывался строить железные дороги, потому что по ним в страну может приехать революция.
В то же время богатство государств Запада росло за счет конкуренции. В Европе XVI века насчитывалось около 500 государств. В 1500–1800 гг. Испания воевала 81% времени, Англия — 53%, Франция 52%. Казалось бы, это не лучший фон для экономического развития. Но развивались оружейные технологии, стратегии ведения войны, сыгравшие решающую роль в легком завоевании колоний. Войны нужно было оплачивать — развивались рынки, изобретались акционерные общества, облигации, банковские премудрости. Крошечные Португалия и Голландия активнее включились в процесс – маленьким всегда тяжелее и рассчитывать больше не на кого.
Даже когда капитализм развился и грозил подменить собой правительства и парламенты, Запад не забыл, что конкуренция — это все. Джон Рокфеллер стал первым долларовым миллиардером в начале XX века, но его компания Standard Oil в 1911 г. была упразднена и разделена на семь мелких вследствие антимонопольного закона. С точки зрения рынка это абсурд – человека раскулачили за то, что он стал самым успешным американцем. Но при этом у Рокфеллера никто не отобрал активы, не посадил его в тюрьму, Белый дом не устроил на Уолл-стрит «маски-шоу». «Великая компрессия» 1940–1970-х годов стала в США временем социалистических экспериментов, разрешившихся эпохой Рональда Рейгана, когда с бизнеса снова сняли оковы государственного контроля. И хотя сегодня социализм и распределение опять в моде, Илон Маск к 2021 г. стал самым богатым американцем с состоянием в 200 млрд долларов. При этом он далек от политики и госзаказа. А значит, с конкуренцией в Америке все еще неплохо.
Тихие омуты
По этой логике развитие конкуренции в России противоречит всем особенностям нашего капитализма. Понятно, что без частного собственника нет настоящего рынка, а без конкуренции — эффективного производства, отмеченного высоким качеством товара и разумной ценой. Однако количество государственных и муниципальных унитарных предприятий всего за три года утроилось. Причем самый яркий рывок произошел в не слишком благополучные 2013–2014 гг., когда количество ГУПов увеличилось с 11, 2 до 25, 4 тысячи. Обычно власти в кризис, наоборот, продают активы, чтобы разогреть рынок и получить средства на латание бюджетных дыр. И в 2012 г. был расширен перечень крупнейших компаний, подлежащих приватизации, но потом, как сообщает ФАС, «планы изменились». Хотя и конъюнктура была удачной, и западный инвестор приветлив в преддверии Олимпиады в Сочи.
На этом месте мозг читателя может встать дыбом: его всю жизнь учили, что когда государство забирает что-то у вороватых буржуев — это хорошо. «Правильные» цари Пётр Первый и Иван Грозный как раз этим и занимались — земли объединить, все полномочия — государю, бояр — на плаху, сокровища — в казну. В 1990-е народ с возмущением роптал, что крупнейшие заводы уходят за бесценок каким-то выскочкам, которых позднее стали называть олигархами. А на 2000‑е пришелся пик популярности президента Путина, при котором наблюдался обратный процесс — олигархов прижали, ЮКОС национализировали, ряд стратегических заводов тоже вернули в казну.
Почему же вдруг недавний глава ФАС Игорь Артемьев утверждал, что «уровень государства в экономике достиг «красной черты»? Да потому что наша экономика толком не росла все 2010‑е годы, исчерпав все возможности эффективного развития во времена дорогой нефти. А разоблачения Артемьева вовсе не были демаршем. Наоборот, выполнялось поручение президента Владимира Путина – создать национальную стратегию развития конкуренции.
Формальная логика тут не работает. С одной стороны, наращивание госсобственности тесно связано с желанием продлить пребывание у руля: контролировать активы, не допускать появления независимой буржуазии и среднего класса. С другой стороны, отсутствие роста и обнищание населения делает токсичным любой режим, которому никакие скрепы не помогут при пустых холодильниках. Бизнес должен расти не только в отчетах Росстата. И Кремль решил посмотреть, что будет, если бросить ежа и ужа в одну банку: популяризировать конкуренцию среди госкомпаний, привыкших считать своим конкурентным преимуществом отсутствие этой самой конкуренции.
В предложенном артемьевским ФАС «национальном плане» была жесткая идеологема: присутствие на любом конкурентном рынке не менее трех компаний, одна из которых должна быть частной. Основными принципами проконкурентной госполитики названы: сокращение доли госкомпаний в экономике, обеспечение свободы экономической деятельности, поддержка развития малого и среднего предпринимательства, учет развития конкуренции в госинвестициях. В 2019 г. подписан закон о запрете создания новых ГУПов до 2025 года. В соответствии с правительственными «дорожными картами» начали сокращение доли ГУПов и МУПов на рынке ЖКХ и увеличение долей частных компаний в системе ОМС в здравоохранении.
Правда, из стратегии выпали важнейшие пункты: госмонополиям необязательно согласовывать инвест-программы с ФАС, антимонопольная деятельность не станет ключевой в работе Генпрокуратуры. Прокуроры вообще исчезли из Национального плана, хотя в ранних редакциях им отводилась роль «координатора антикартельной деятельности». Но самое главное: не случилось национальной кампании за конкуренцию, не прошло предложение активно освещать борьбу с монополистами на федеральных телеканалах. Естественно, предприниматель так и не стал солью земли, которая платит налоги и зарплаты, крепит обороноспособность и содержит чиновников. Он продолжает оставаться ненадежным проходимцем, который только под гнётом чиновника ведет себя по-человечьи. А какое тут может быть «развитие конкуренции»?
По сути, удалось оно или нет, нужно судить по динамике прямых частных инвестиций в российскую экономику. Если частник, как ошпаренный, выводит деньги из страны, значит, с конкуренцией в ней не очень. Если по телевизору мы постоянно видим спецназ в офисах политически несознательных бизнесменов – это плохой знак. И хоть требуй Путин не сажать бизнесменов в следственные изоляторы, хоть не требуй — все остается по-прежнему. Приходят к нему рано утром, как при Сталине, когда все спят, обыскивают жилище на глазах у перепуганных детей, забирают его в Следственный комитет. За сутки делают обвинение, получают приговор судьи, как две капли воды похожий на обвинение следователя, и увозят в следственный изолятор, где нормальный человек сидит месяцами вдали от семьи и детей. И его утрамбовывают признаться хоть в чем-нибудь! Иначе не выпустим! Почему следователи и судьи не слушают президента? Почему прокуроры не опротестовывают действия следователей? Или в этом и состоит конкуренция — посадить кого нужно и на сколько нужно?
— Среднемировой уровень доли госсектора в экономике оценивается примерно в 30% ВВП, а в России она почти три четверти, — говорит замдиректора исследовательского института «Центр развития» Высшей школы экономики Валерий Миронов. — Более того, «секретная» часть российского госбюджета уже в 2014 году составляла 14%, сейчас она стала значительно большей. В стране возникают «гибридные» разновидности государственного капитализма, при которых государство оказывает влияние на инвестиционные решения частных компаний, владея в них лишь миноритарным капиталом.
Незадолго до своего увольнения в ноябре 2020 года глава ФАС Игорь Артемьев уверял, что «дорожные карты» по национальному плану исполнены не более чем на 60%. Например, в мусорной отрасли в 85% региональных конкурсов по выбору местного оператора конкуренции не наблюдалось — претендовала одна заявка.
Чтобы обеспечить конкуренцию, государство не ослабляет контроль за бизнесом, а наращивает его – вот в чем российский парадокс. Генпрокурор России Игорь Краснов заявил, что намерен усилить контроль за госзакупками по итогам аудита Счетной палаты. Оказалось, за последние пять лет удельный вес госзакупок только вырос и достиг 31% от ВВП. То есть около трети денег страны вращается в системе, далекой по своим принципам от понятия «рыночная». Перед Новым годом Кремль подлил масла в огонь, объявив о желании контролировать розничные цены на основные продукты питания.
И пока презентуется новый план развития конкуренции на 2021–2026 гг., на полном серьезе звучит дискуссия о возможном возрождении Госплана. Не исключено, что отвечать за конкуренцию в стране будет тоже он.
«Аргументы Недели» / Денис Терентьев
