— Для начала поясните, что такое система расселения (СР). Звучит так, будто речь о переселении.
— Или, того хуже, о выселении (смеется). Нет, под СР понимается система населенных пунктов. В этом понятии упор делается на системность, на то, что населенные пункты должны быть связаны друг с другом (инфраструктурно, транспортно, экономически). Д. Ходжаев, возглавлявший ЖКХ Госплана, курировал в Советском Союзе создание генеральной СР и рассматривал ее как «сеть поселений, функционально взаимосвязанных». Будучи производной от экономической модели, российская СР является данностью от советской догоняющей милитаризованной индустриализации и к тому же усугублена действующей сырьевой моделью.
В 1994 году проектный институт «Гипрогор» разработал новую генеральную СР, но опирался он на методы экономического районирования, а это прошлый век. Еще в 1960-1970-е годы группа эконом-географов из МГУ предложила другой подход — геоструктурный. В отличие от районирования для этого подхода характерно рассматривать географическое пространство не как совокупность полигонов, а как рисунок из линий и узлов, где узлы — это города, а линии — транспортные артерии. В 2003 году президент поручил Министерству экономического развития и торговли обновить генеральную СР, но поручение не выполнено по сей день.
— Зато в 2019 году утвердили «Стратегию пространственного развития Российской Федерации на период до 2025 года».
— Эта стратегия опирается только на минерально-сырьевые центры, региональные столицы и сложившиеся вокруг них агломерации (компактные скопления поселений. — Прим. «АН»). Прочие населенные пункты, если следовать стратегии, за редким исключением перестают быть населенными. Безусловно, агломерация — это одна из важнейших тенденций урбанизации и развития производительных сил, но чрезмерное стягивание жителей в нее — катастрофа. В результате разрушается опорный каркас.
— Что это?
— Профессор Г. Лаппо определял опорный каркас как «сочетание главных центров хозяйственной, социальной и культурной жизни страны, а также соединяющих их социально-экономических линий». «Важно сопряженное рассмотрение центров и линий, то есть городов и связей между ними», — подчеркивал профессор. Кроме того, наивно думать, что дело ограничится переездом людей в региональные столицы и агломерации. Отток населения из Сибири и с Дальнего Востока не прекратится. Например, Новосибирск — это «трамплин» для дальневосточников: они перебираются туда, осматриваются, и только треть остается в этом городе. Треть уезжает в Тюмень, на Урал и в Краснодарский край, и еще треть — в Москву, Санкт-Петербург и Калининград. Как тут не вспомнить советский опыт, когда рост населения Москвы находился под контролем государства.
— Хотите удержать население Сибири и Дальнего Востока директивно?
— Директивно — нет, не хотим. Этого, по-видимому, хотят разработчики вышеупомянутой государственной стратегии. Общемировая практика такова, что агломерации складываются естественным образом, а в России почему-то предлагается формировать их по указке сверху. Мы же, в свою очередь, предлагаем использовать опорный каркас — не только столицы регионов, но также вторые и третьи города. Причем таких поселений в регионе может быть несколько (например, вторые поселения Красноярского края — это Норильск и Ачинск, а третьи — Канск, Железногорск и Минусинск). Только так можно остановить бегство людей из Сибири и Дальнего Востока. Без опоры на вторые и третьи города все усилия в этом направлении дадут нулевой результат. В лучшем случае.
Мы разделили эти города на три категории: «точки роста», «зоны равновесия» и «депрессивные территории». Для «точек роста» предполагается диверсифицированное (разностороннее. — Прим. «АН») развитие, они могут поспособствовать предпринимательской активности на смежных территориях. Вторая категория, «зоны равновесия», — это места относительно устойчивой самоорганизации населения (вахта, промыслы, малый и микробизнес) при невысоком, чаще нулевом, росте промышленного производства и среднего бизнеса. Что же касается «депрессивных территорий», то они (без господдержки) на грани полнейшего социального упадка. Однако даже на них нельзя ставить крест. Исключение составляет относительно небольшое число населенных пунктов: согласно экспертным оценкам, даже среди тех моногородов России, что находятся в наиболее плачевном положении, лишь 8-12% поселений не имеют шансов. Поддерживать в них жизнь нет смысла, и государство должно предложить людям возможность переезда. Но, повторяю, таких городов минимум.
К слову, только половина мирового ВВП приходится на крупнейшие города. Другая половина приходится на те, что поменьше.
— Как же нам развивать малые города?
— Создавать условия для бизнеса. И речь не только о появлении новых предпринимателей, но и о том, что выйдет из тени уже существующий бизнес. Скрытая экономическая активность вообще характерна для нашей страны, а на Дальнем Востоке она просто гигантская. При благоприятных условиях любой здравомыслящий человек, занимающийся предпринимательством, предпочтет работать «вбелую», а это, как вы понимаете, налоги в городской бюджет. Кстати, о налогах. Еще один необходимый шаг — оставить муниципалитетам и регионам значительную часть налоговой базы. И предоставить им реальную самостоятельность. Простой пример: почему для любого внешнего проекта (в том числе и такого, который реализуется совместно с другим регионом) губернатор должен лететь в Москву и получать соизволение? Может быть, ему у себя в Магадане виднее, чем в Москве, какие проекты благотворны для Магаданской области? Если у регионов смежные проблемы, зачем чинить им препятствия для совместных решений?
— Таковы страхи Кремля. Мол, самостоятельность регионов обернется сепаратизмом.
— Эти страхи избыточны, никакого сепаратизма не будет, к тому же госбезопасность обеспечивается другими методами, а вовсе не налоговой политикой. Тех, кто выступает за самостоятельность муниципалитетов, почему-то называют ультралибералами, но в действительности они ультрагосударственники, потому что сильные муниципалитеты — залог населенности городов, залог благополучия регионов и Федерации в целом.
— Если для вас государство — лошадь, а бизнес — телега, значит ли это, что вы призываете к плановой экономике?
— Наоборот, я призываю к рыночной экономике. Давайте называть вещи своими именами: сегодня в России не рыночная экономика, а квазирыночная. В рыночных экономиках превалирует малый бизнес, а у нас его доля упала с 40 до 12%.
— Как вы оцениваете идею С. Шойгу построить в Сибири несколько новых городов?
— Я боялся этого вопроса! (Смеется.) Наживу множество новых врагов, но, так и быть, отвечу. Полагаю, данное заявление — часть предвыборной риторики (С. Шойгу возглавлял список «Единой России» на выборах в новую Госдуму — «АН»). Нужно развивать существующие города. Едва ли кто-то думает, что в Сибирь завезут миллион человек по комсомольскому набору. Требуются экономические стимулы. Бизнес идет туда, где ему хорошо, а не туда, куда ему указывают (это опять же к вопросу о рыночной и квазирыночной экономиках). Классический пример — американский городок Гринвилл. Когда-то он был центром текстильного бизнеса, но со временем пришел в упадок, потому что производство перенесли в Азию. Однако муниципалитет нашел правильный подход — и в город пришел BMW (сейчас там крупнейший завод BMW за пределами Германии), а затем пришли Volvo и Geely. На маленький город с населением 65 тысяч человек — три экономических гиганта!
И напоследок — немного актуальной статистики. Сибирский и Дальневосточный федеральный округа вместе занимают две трети территории России, но здесь проживает менее 17,2% граждан. Если в 2016 году отмечался миграционный прирост в пяти регионах, то теперь — только в четырех (Новосибирская область, республики Якутия и Алтай, Чукотский автономный округ). В остальных 17 субъектах — миграционная убыль. Только за 2019-2020 годы население СФО сократилось на 169,5 тысячи человек, а население ДФО — на 64,5 тысячи человек. При этом, согласно проводимым нами соцопросам, подавляющее большинство сибиряков и дальневосточников надеются жить там, где живут. Государство должно обеспечить им эту возможность.
«Аргументы Недели»
