Китайский рынок на пл. Ленина, 1928. Ф. Курт и Марго Любински
В первой части «Шпионских игр» мы говорили о взаимоотношении с немецким консульством, открытым в Новосибирске в 1923 году. Германское консульство было тесно связано с китайским и японским, которые тоже находились в Новосибирске.
Китайское консульство в Ново-Николаевске было открыто в 1924 году. Под него был передан один из «офисов» ЧК — двухэтажный кирпичный особняк Е. В. Дудихиной по ул. Рабочей (ныне Чаплыгина, 53).
Летом 1929 года, после конфликта на КВЖД, захвата советских учреждений в Харбине и ареста служащих, СССР объявил о разрыве дипломатических отношений с гоминьдановским правительством Чан Кайши. «Прервать дипломатические, консульские, торговые и иные сношения с Китайской Республикой». История умалчивает, как это происходило в Новосибирске, но вот при срочном выезде генконсульства в Иркутске…
«Перегруженный богатствами консула грузовик при выезде из усадьбы особняка проломил мостик и тротуар. Коммунальный отдел немедленно составил акт на консула. Автомобиль консула около особняка, на углах улиц города и на вокзале был встречен рабочими и комсомольцами, которые со свистом и криком «налетчики, поехали домой», «мы сумеем постоять за наши интересы на КВЖД, за нашу страну советов», — провожали отъезжавшего консула…»
После этого защита интересов тысяч китайских граждан в Сибири была передана консульству Германии. Чем шпион Г. В. Гросскопф, конечно же, не преминул воспользоваться в плане сбора информации «о положении на местах».
А их только в Новосибирске было множество. На прибрежных затопляемых лугах Оби (в Буграх, Огурцово), на Каменке китайцы выращивали рис, всякие разные овощи, а на песчаных огородах — большущие арбузы. Их продавцов можно было встретить на каждом торговом пятачке, они же почти превалировали на рынке ремонта обуви.
Иван Яковлевич Сушков, инженер:
«Обитали здесь китайцы, которые возделывали овощные плантации на пойменных плодородных землях. Они гнули спины от зари до зари, причем работали в поле в основном мужчины. Но и урожаи у них были — что-то потрясающее! А жили китайцы в вырытых на склоне Оби землянках. Беднотища! Грязища! Еще китайцы были большие мастера стряпать пирожки, которыми торговали вразнос на улицах».
Старожилы уверяют, что родители не пугали их китайцами, а наоборот — «относились к ним с уважением, как к работящим и крепким мужикам». Но, конечно, дети зачастую их поддразнивали: «Ходя, соли надо?» Ходила по России такая поговорка. Китайцы не обижались, а отвечали: «Русский, а свобода надо?»
Надежда Павловна Беневоленская, доктор медицинских наук, профессор:
«Мы хоть их и дразнили, но очень любили. Они качественно шили, качественно чинили, выращивали овощи, ездили по селу (Бугры. — К. Г.) и покупали за копейки старые вещи. В прачечной нашей больницы до войны тоже работал китаец. Он без жены воспитывал мальчишку — Юрку. Ему было пять лет. Мы берегли его, знали, что он без мамы, и каждый раз старались ему вкусненькое что-нибудь принести, бывало, и в драке защищали. Потом этого китайца арестовали как шпиона и посадили, а Юрка остался».
Владимир Фёдорович Ларичев, инженер:
«Китайцы — огромные, лысые и здоровенные — на очень крупных лошадях (тяжеловозы, мохнатые, с огромными копытами и гривами, с заплетенными хвостами в толстенную косу!..) возили лес по той же трассе, где после войны проходила узкоколейка. Комель лежал на одноосной тележке, а вершина тащилась по дороге. На тележке лежала вязанка — бревен 7-10 штук, лошадь шла медленно, но без остановок. И таких повозок было несколько, которые с раннего утра до позднего вечера с разрывом 2-4 часа каждый день возили лес».
Здание бывшего Китайского консульства в Новосибирске
После возобновления советско-китайских отношений «для облегчения связи между Китаем, Западным Китаем и Москвой» консульство в Новосибирск было возвращено. Новый консул Ли-Фань, прибывший в 1934 году, сразу же стал предоставлять немцам сведения о готовящемся Советским Союзом захвате китайской провинции Синьцзян, о предприятиях, строящихся китайскими рабочими и т. д. За что Гросскопф подарил Ли-Фаню «аппарат для просмотра кинофильмов со всеми принадлежностями», а его секретарю Сяо — «граммофон с пластинками».
С китайскими консулами местные власти церемонились меньше, чем с немецкими. И хотя здесь было значительно меньше «маленько того», конфликт возник уже через несколько месяцев — консульство вошло в противостояние властям в отношении китайских мигрантов.
Президиум Новосибирского горсовета, записка:
«Консульство через своих людей, возглавляемых Чен-Бон-Зином, повело линию на разукрупнение с тем, чтобы колхоз развалить… Потерпев поражение открытого развала колхозов, Консульство повело работу по развалу их изнутри, для чего им посланы свои верные люди, с определенной директивой…»
В ход опять пошли члены семей работников консульства.
«Китайский консул послал на должность учетчика колхоза — мужа работающей в консульстве по секретной переписке, под фамилией Кун-Ча-Ли, который организовал в колхозе партию «братьев», в задачу которой входит защита друг друга и китайских интересов, хотя бы для этого угрожала смерть каждому по отдельности или всем вместе, этот акт ими зафиксирован кровью каждого, так как делался порез руки и делалась надпись в верности задачам партии (…) Консулом подарен патефон с набором пластинок на китайском языке — бригадиру третьей бригады, а тот, в свою очередь, организовал вышивку знамени китайского, которое было изъято органами НКВД, и целый ряд разного рода преступлений, которых нет возможности всех запомнить — показывают, что Консульство через своих агентов ежедневно ведет разлагательную работу (…) По всем выступлениям, которые были в китайских колхозах, мы реагировали быстро, что зависело непосредственно от нас, устранялось немедленно, но совсем другое отношение было, когда мы обращались за помощью к милиции, прокуратуре, то эта помощь приходила в значительном опоздании».
Дальше — только в Москву.
Запсибкрайисполком, телеграмма в Наркомат иностранных дел от 4 марта 1935 г.:
«18 февраля в пригородном китайском колхозе «Красный Восток» зам. председателя колхоза Тян-Вен-Сян при проверке причин невыхода на работу колхозников третьей бригады Цай-Юй-Лина, Гуо-Лин-Тина и других было установлено, что они вместо своей производственной работы занимаются изготовлением поздравительных плакатов на китайском языке с целью поднесения их кит. генконсулу в Новосибирске (…) Консулу Ли-Чен-Ину устно при посещении последним иностранного отдела было сообщено, что (…) мы это рассматриваем как попытку консульства вмешаться в наши внутренние дела, о чем и доводим до сведения Наркоминдела».
Консульство не согласилось с выводами властей и послало протест в Посольство. Но дела восточного этикета и приветствий и на самом деле — дело тонкое. НО! Вот здесь уже прямая нацизмена:
«Кроме того, за последнее время кит. генконсульство в Новосибирске выдало нацпаспорта китайцам (…) состоящим в советском гражданстве, а также интернированным китайцам».
Ответ из Москвы последовал, причем неожиданно прогрессивный.
Николай Николаевич Крестинский, заместитель наркома иностранных дел СССР:
«В связи с наличием в Новосибирске японского, китайского и германского консульств необходимо на месте разрешать ряд вопросов, касающихся иностранных граждан, Народный Комиссариат по иностранным делам решил открыть в Новосибирске Дипломатическое агентство. В качестве дипломатического агента НКИД назначить тов. РОЗОВСКОГО, Марка Исааковича…»
До агентства так и не дошло, но в 1935 году глава консульского представительства в Новосибирске был сменен. Им стал известный китайский дипломат Чжан Датянь.
При М. Ф. Мейер-Гейденгагене с китайской стороны был уже другой опытнейший консул — Чжоу Шань-Ю. Практика, примененная к немецким коллегам, была повторна — территория служебного округа была сокращена, но еще жестче: вместо Западно-Сибирского края только Новосибирск. Тем не менее Чжоу Шань-Ю продолжал передавать Германии сведения. Например, о волнениях в Синьцзяне, который уже стал «колонией Советского Союза». Новый консул пытался добиться вмешательства в этот вопрос Германии «через Афганистан» или Англии «через Индию».
Вскоре по городу поползли слухи о заразной китайской зелени и пирожках, которыми китайцы торговали по всему городу. А пирожки, как говорят, были наивкуснейшими…
И. Я. Сушков:
«будто бы в этих пирожках стали находить детские пальчики с ноготками, и еще будто бы дети стали теряться… Вот потому, говорят, их и выдворили».
Было проведено всяческое ограничение контактов советских граждан с работниками консульств. Это касалось не только поездок, визитов или ремонта. Например, при родах супруги китайского консула приход акушерки для помощи был позволен только после получения разрешения НКВД. Не говоря уже о «простых» болезнях.
М. В. Мейер-Гейденгаген:
«Ни один врач не отважится посетить заболевшего сотрудника консульства, пока больной не потратит известное время на испрашивание разрешения дипагента».
Конечно, НКВД, как мог в дипломатическом отношении, стремился противостоять антисоветской работе китайских консульств, в том числе имея собственных агентов. Например, Ши Чжэ (Ше Сиде) или проще Михаил Александрович Карский. Работая в органах еще с 1930-го, три года пробыв в контрразведке Управления НКВД по Западносибирскому краю, он принимал участие во множестве операций по репрессированию соотечественников.
Например, он участвовал в арестах, обысках и допросах по делу 38 китайцев и корейцев, арестованных в декабре 1937-го. Это студенты новосибирского института транспорта, мединститута, сельхозтехникума, банковский служащий, экономист мясокомбината и др. Они были обвинены в поджогах авиазавода, кожзавода, обувной фабрики, а также в сборе сведений о количестве самолетов, произведенных на… комбинате №179 (который всегда выпускал боеприпасы). 36 человек из 38 были приговорены к расстрелу.
Уже весной 1940-го Ши Чжэ вернулся на родину… став спецсекретарем Мао Цзэдуна по радиосвязи с Москвой, отправив на смерть сотни китайцев и там. Товарищ Ши пережил даже репрессии «культурной революции», в 1998 создал документальный фильм «Cold War» («Холодная война») с собой в главной роли, после чего благополучно почил в 93 года.
Разведчик Д. Д. Киселёв и контрразведчик М. А. Карский (Ши Чжэ)
Вот здесь было бы уместно коснуться деятельности нашего легендарного новосибирского разведчика Дмитрия Дмитриевича Киселёва, консула в Харбине и Японии, но эта личность требует отдельной книги, которая, надеюсь, когда-нибудь будет написана.
Возвращаясь к делам китайским, добавим, что 25 июля 1939 года в Новосибирске был составлен «Акт о передаче консулом Ген-Куаном (Ген-Чуан) местным властям на хранение имущества». За этим пропали и почти все оставшиеся в городе «ходя», попавшие под молот «очищения» городов Сибири.
Ну, и совсем понятно, что все эти антисоветские консульства «дружили домами». И китайский, и японский консулы регулярно наносили визит соседним немцам в обеденное время или в выходные. И наоборот. Причем вместе со своими сотрудниками и членами их семей. Чаю попить, инструкции получить…
Все это был один «антисоветский змей», глубоко проникший в тело социалистической Родины. Даже в документах начала 1940-х мы встречаем их следы:
«Бывший консул в Новосибирске Чжу (китайский Чжоу Шань-Ю. — К. Г.) Подозрительная по японским (!) связям личность».
Тем не менее китайскому консульству удалось продолжить работу в Новосибирске даже во время Великой Отечественной войны, но об этом во второй части нашей главы.
Ну, в принципе, Китай и Япония тоже недалеко, могли и попутать, тем более что в японском консульстве в Новосибирске тоже кипела «глубокая шпионско-диверсионная работа».
В марте 1926 года на должность консула первого Японии в Новосибирске был назначен Симаду Сигеру (Шимада Шигер). Консульству предоставили двухэтажный кирпичный дом Т. Е. Тетерина на Ядринцевской, 31 (ныне №19).
Здание бывшего японского консульства в Новосибирске
Записка советского посольства в Токио:
«По всем сведениям видно, что Шимада строит свою карьеру на Союзе и, подобно его коллегам по положению, относится к нам весьма благоприятно».
В своем интервью газете «Советская Сибирь» Шимада лестно выразился о Новосибирске, развивающемся «поистине в американском темпе», и заявил, что считает необходимым в своей работе «правильное освещение жизни Советского Союза».
Но сбор «маленько того» у японцев был поставлен профессионально. С февраля 1927-го консульство возглавляли господин Огата, с 1929-го секретарем и управляющим являлся Накамура Кумасо (Кумасабуро).
Алексей Георгиевич Тепляков, кандидат исторических наук:
«(Накамура) занимался разведывательной деятельностью, собирал сведения о промышленных предприятиях г. Новосибирска, ходе коллективизации в области, об экспорте и импорте, о Турксибе. В этих целях Накамура обрабатывал прессу, делал вырезки и выписки из газет, журналов и других изданий и все это переводил на японский язык. Кроме того, он пытался достать материалы, характеризующие состояние промышленности и сельского хозяйства, материалы о Турксибе, об экспорте и импорте, которые не издавались в печати». (…) В отчете Особого отдела ОГПУ СССР (июль 1932 г.) есть упоминание об инциденте с Накамура, который пытался проникнуть в закрытую зону для осмотра одного из военных объектов».
Старший научный сотрудник СО РАН А. Г. Тепляков, широко изучивший данный вопрос, говорит, что «с 1932 года среди персонала японского консульства в Новосибирске обязательно работал представитель военной разведки»: Фукабори Юки, Кавамэ Таро, Такасина Акира (Танака). Список разведчиков, бывших в поле зрения ОГПУ-НКВД, впечатляет. Ими считались все секретари консульства, которые менялись очень часто: Ота Хисаси, Сакабэ, Кобаяси Дзиро, Осуми, Сайто, Такахаси Сэйсиро, Такацуи Тамо.
Тем не менее на октябрь 1932-го в особняке на Ядринцевской мирно проживало шесть человек (дипломаты с членами семей). Несмотря на явно разведывательную работу советско-японские отношения тогда еще почти не омрачались. Даже конфликт на КВЖД их не коснулся.
Женщина, идущая от японского консульства в Новосибирске
Улучшение же советско-китайских отношений, восстановление их консульства привело к обратному результату с японцами. В начале 1934 года консулом в Новосибирске был назначен Я. Коянаги, у которого еще по дороге в Сибирь умыкнули из багажа «носильное платье».
Как мы уже отмечали, в этом году произошло изменение отношения властей ко всем консульствам, размешавшимся в Новосибирске. Их работа воспринималась лишь «официальной вывеской», скрывавшей реальные действия профессиональной разведки.
Необходимо было отрезать им источники информации. В 1935-м для оперативности слежки за автомобилем консульства контрразведчикам специально была выделена легковушка.
В 1936-м во время «туристической» поездки секретарей Сайто и Одагири на Кузбасс и в Томск произошел ряд инцидентов.
Я. Коянаги, консул Японии:
«12-го июня с. г. секретарь Сайто и сотрудник Одагири, пользуясь отпуском, попутешествовали по Кузбассу. С момента их выезда поездом от ст. Новосибирск встретились с такими неприятными фактами: за ними следили охранители НКВД, которые близко с секретарами сидели или стояли постоянно рядом с ними, или подслушивали их разговоры, или не допустили их даже беседовать с мирными русскими гражданами, а так (же) препятствовали им в ознакомлении с городом, и в частности, когда секретарь Сайто пошел в уборную в вагоне, то охранитель следил за ним, и открыл насильно дверь, и наблюдал за ним, как за преступником».
В августе того де года уже сам Коянаги решил съездить на Алтай и в Бийск. Преодолев дорожные рогатки: «чтобы он, Зенков, на попытки японца посетить какие-либо предприятия или выехать на тракт отказал ему, если не будет прямого указания из края» и все же побывав на нескольких предприятиях, он устроил у себя в номере гостиницы официальный завтрак-прием. Хлебосольный председатель Горсовета ответил банкетом.
Донос:
«В результате присутствующие дошли до такого состояния, дорвавшись до бесплатного вина и в большом количестве разного сорта, что некоторые потеряли не только достоинство члена партии, должностного лица и вообще человека, что развели контрреволюционную агитацию, дискредитацию партии и правительства в разговорах посла (а по существу японского ШПИОНА) и с его женой КАЯНАГА, как, например, зам. ПредРИКа Сальников в разговорах с ним сказал: «Мы жили на суше, но вот нашелся ЧУДАК СТАЛИН, нарыл каналов ВОЛГА — МОСКВА, и тоже стали жить на островах…»
Николай Иванович Ежов, генеральный комиссар госбезопасности. спецсообщение И. В. Сталину:
«ЗАКОМАЛДИН (кучер консульства. — К. Г.) дал показания, что он, работая в японском консульстве, выполнял прямые поручения японцев по шпионской работе. В 1935 году японцы дали ЗАКОМАЛДИНУ 10 тысяч денег для приобретения конспиративной квартиры в Бийске, где ЗАКОМАЛДИН устраивал сотрудникам японского консульства — известным японским разведчикам КАВАЯСИ, САКАВЕ, ТАНАКА и КАЯНАГИ встречи с ТРЕТЬЯКОМ».
На этих встречах с бывшим командиром партизанской дивизии, переброшенным японцами на Алтай еще в 1919 году, обсуждались планы захвата японцами Южной Сибири и Центральной Азии. Далее — список арестованных и изъятого оружия.
Японская императорская армия в Китае
Дальнейшие выводы были сделаны. И для бийских товарищей, и для дипломатов.
Станислав Александрович Чекалин, начальник группы общественных связей УФСБ по НСО:
«Прежде всего, японцев интересовала промышленность Новосибирска — характер, качество, объемы выпускаемой продукции, особенно военной. Исключительный интерес представлял так называемый «Завод №153» (им. Чкалова. — К. Г.), а также любые сведения о частях РККА (Рабоче-Крестьянской Красной Армии) новосибирского гарнизона — места дислокации, численность личного состава, вооружение, а также моральный дух и отношения бойцов с командирами (японцы к этому очень скрупулезно относились). Также они проявляли интерес к структуре и деятельности органов ГБ на территории Западно-Сибирского края — от численности до характеристик конкретных людей и даже членов их семей. Среди разведчиков выделялся консул Ото Хидэо, который и получил прозвище «японского Зорге».
Ота Хидэо, консул Японии:
«Такасина собирал подробную информацию о находившемся в окрестностях Новосибирска авиационном заводе. Я не знаю, через кого он получал сведения, но информация была настолько интересной, что офицер генерального штаба, специалист по авиации — насколько помню, Судзуки — несколько раз приезжал в Новосибирск под предлогом доставки дипломатической почты».
Здесь уже вам не «маленько того…». Но и работать японцам стало очень непросто. Территория консульского округа была значительно сокращена, несмотря на практически непреодолимый письменный и языковой барьер, информационная работа «скована». Как казалось, консулу Хидэо, каким бы прозорливым он не был, оставалось только визуально собирать сведения лишь на парадах, да из окна своего автомобиля.
Но не таким разведчиком был Ота, чтобы просто сидеть сложа руки.
Ота Хидэо:
«И я, и секретари консульства, в особенности Такасина, часто отправлялись за город к местам дислокации войск и на железнодорожные станции, собирая там интересующую нас информацию. Почти каждый день мы переправлялись через мост над Обью и под предлогом отдыха проводили на речном берегу большую часть дня, отслеживая прохождение товарных составов и исследуя особенности перевозимых грузов. Таким образом, мы убедились, что войска на восток не перебрасываются, и в своем донесении в МИД я изложил свои выводы о том, что СССР не намерен вмешиваться в войну».
Вот оно, главное стратегическое разведдонесение японского консульства в Новосибирске. Оно заключалось лишь в нескольких словах «продвижения советской армии на восток нет». Вторжению в Китай ничего не мешает.
Журналисты назвали господина Ота Хидэо «японским Зорге», памятуя о том, как Рихард Зорге в сентябре 1941-го уверил Ставку о решении Японии пока не вступать в войну с СССР («Япония не пойдет на север»), что позволило перебросить сибирские дивизии с восточных границ страны под Москву.
Консульством приходилось дружить, делиться «мелкими добытыми сведениями». Часто это происходило на даче японского консула в Ельцовке, где они за чашкой сакэ «вели секретные беседы». С 1937-го встречи в Ельцовке были прекращены, в чем органы заподозрили намерение «скрытия настоящего лица перед окружающей средой». Всем было понятно, Наркомат иностранных дел СССР даже в нарушение международных соглашений целенаправленно создает для иностранных консульств по всей стране неприемлемые условия работы.
Борис Спиридонович Стомоняков, заместитель наркома иностранных дел СССР:
«мы хотели бы закрыть японские консульства в Новосибирске и Одессе, которые, не имея никакой консульской работы, исключительно являются центрами самого злостного шпионажа и ложной информации своего правительства».
В июне 1937 года произошли вооруженные столкновения японских и советских пограничников на амурских островах Сеннуха и Большой и у Турьего Рога на озере Ханка. После обмена Нотами Москва приняла одностороннее решение о ликвидации консульств в городах «где отсутствуют японские подданные».
ТАСС, 14 сентября 1937:
«Советское правительство (…) сообщило Японскому правительству, что оно видит себя вынужденным принять решение о непризнании с 15-го сентября с. г. за японскими консулами в Новосибирске в Одессе права выполнения ими консульских функций в указанных пунктах».
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о закрытии части польских и японских консульств в СССР, 1937
Консульская группа стала быстро паковать чемоданы, а по ее русскому персоналу завершались аресты. Преподаватель русского языка в консульстве Н. Б. Колюбакин, уборщица Е. И. Червова, шофер М. И. Михеев, дворник С. И. Былов, Жникруп, Мирончик, Бутин, Когай, Рассонс.
С. А. Чекалин:
«По этому делу проходило 63 человека из числа советских граждан, причем все они по приговору военного трибунала были расстреляны. Впоследствии часть людей была реабилитирована посмертно, так как многие пострадали безвинно».
Ото Хидэо тоже был арестован, но уже в 1945-м и в Харбине. Он убедительно подтвердил широкую шпионскую деятельность японских консульств 1930-х: «Офицеры разведки были почти везде». Хидэо был осужден на 25 лет, но после смерти Сталина выслан на родину.
Константин Голодяев, сотрудник музей Новосибирска
