— Сергей, это наша первая встреча. Мы с вами незнакомы, и видимся впервые, я знаю Вас только заочно. Вы заочно знаете меня. Общаться с Вами, наверное, будет непросто по ряду причин. В частности, не скрою, в официальной прессе вы фигура не очень желательная. Так что если вдруг Вас будут пытать, скажите — это она сама спросила. А если меня будут пытать, я буду говорить — это он сказал.
В двух первых частях нашего разговора мы обсудили прошедшие выборы выборы мэра Новосибирска, а также грядущие выборы депутатов горсовета. Но вот так случилось, что в связи ли с выборами, нет ли, однако Вашей жизнью, семьей и домом вдруг заинтересовались самые разные люди. От бывшего кандидата в мэры Алексея Крестьянова, инициировавшего дебаты о Вашей личной жизни в Фейсбуке, до людей в погонах и масках, пришедших в эту вашу жизнь без дебатов, а сразу с обысками.
Начнем с меньшего. Сергей, развейте сомнения читателей Фейсбука. Вы все-таки женатый человек или неженатый человек?
— Да, безусловно, у меня паспорт с собой, могу показать. У меня штамп там стоит.
— А можно сфотографировать штамп?
— Да можно, Кристина бы наверное разрешила. Я не очень понимаю, тут вообще полемика… Просто вы можете в материале указать, что видели штамп. Дату, фамилию жены…
— Потому что просто такие жуткие дискуссии были по этому поводу…
— Я не понимаю смысла дискуссий, потому что в 21 веке всерьез переживать на тему: есть штамп, нет штампа… Я бы не стал осуждать человека, который не расписан. Или человека, который расписан и развелся…
— Видите ли, я, как женщина имеющая троих детей с разными отчествами, вообще не имею права кого-либо за что-либо осуждать…
— Мы расписаны… во многом для нас это был в большей степени момент технический. Ну, то есть жена может навещать в больнице. И в спецприемниках. Какие-то бонусы есть.
Это не секретная информация, у меня даже в соцсетях написано: женат. Но почему-то дискуссия возникла. Кстати, могли не проверять. В биографии в избиркоме было написано: женат. А избирком выверяет все приведенные данные. То есть я копию свидетельства о браке приносил в избирком.
— Как здоровье супруги после серии обысков, столь случайно и своевременно совпавших с выборами?
— Нормально. Есть некая легкая нервозность в силу того, что… Просто дом — это такое место очень личное. И когда туда какие-то чужие люди заваливаются, даже если ты к этому подсознательно был готов, все равно хочется рычать и кусаться. То есть ты вроде понимаешь, что ты этого ждал рано или поздно, что они ведут себя достаточно вежливо. То есть мы не лежали лицом в пол, как обычно обыски проходят…
Я мог попить водички, поговорить с Кристиной, пока разговаривали на отвлеченные темы, не касающиеся квартиры. По закону же нельзя общаться, разговаривать, какую-то информацию передавать.
— Подай пирожок…
— Пока как раз не было «подай». Если было что-то «подай» — они сразу начинали нервничать.
Я человек достаточно привычный к арестам, задержаниям и к личным обыскам. Когда у нас штабы обыскивали, я был на обысках штабных. Но когда по твоим личным вещам руками какие-то люди шарят, все это переворачивают — это реально психологически сложно. Поэтому и для Кристины это тоже был большой стресс.
Но в первый день они обеспечивали минимум неудобств, насколько могли.
А на второй день… Когда уже сверлили дверь у брата, было понимание, что пойдут к родителям, к бабушкам. А после обыска бабушки нашего юриста в Воронеже, знаете Вы или нет…
— Знаю. Бабушка после обыска умерла…
— Этот юрист — не чужой для нас человек. Даниил — это человек, который помогал на кампании мне подписи собирать. У меня четыре юриста на кампании работали. Один из них — это он. Для нас это очень близкая история, очень понятная. Тут важно — бабушка-то умерла через два дня. Потому что надо представить пожилого человека. Они же… Это мы-то такие, посмеялись: ну пришли силовики, 150 тысяч просмотров видео набрало. А для пожилого человека — к нему в квартиру пришли силовики, полиция вся эта в масках. Это же он что, бандит, вор?
Мы очень сильно переживали за наших родственников, не вовлеченных в политику, не готовых морально к тому, что десять мужиков к тебе заваливаются в квартиру. На фоне этого переживания Кристина немножечко себя накрутила. И когда их толпа в квартиру завалилась, на следующий день опять! А там еще так получилось, я начал на них шуметь. И явно все шло… На 19.3 я там наверное наговорил себе (Статья 19.3. КоАП РФ «Неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции» — Э.С.).
— Вы стаканчик в них, надеюсь, не бросали?
— Стаканчик не бросал.
— А взгляд бросали? Вы наверное взгляд бросали?
— Просто не сдержался, начал резко с ними разговаривать. И Кристина запереживала, и на всем этом фоне — обморок. Сейчас все в порядке. Кстати, очень классная скорая, быстро приезжает. Если сказать по телефону, что подполковник там не помню чего, вызывает. Видимо, скорая не хочет обысков. Поэтому через 15 минут уже был экипаж.
— Секундочку! А что, подполковник вызывал скорую?
Ну а кто? Мне нельзя, у меня телефон отобрали. А Кристина только-только начинает приходить в сознание… У меня обыскивали опера подполковники, следователь по особо важным делам. Следственный комитет плюс МВД плюс Росгвардия на охране. С автоматами в бронежилетах…
— Соседи с вами теперь здороваются?
— Соседи и так здоровались. Пришедшие же не ниже майора были все. В общем, серьезная такая делегация. Но скорая оказалась замечательная. Они Кристину откачали, все ей там померили. Посмотрели на весь этот бедлам. Обыск все это время не прекращался. Это кстати стало диким шоком для понятых, из нашей управляющей компании двух тетушек. И одна такая: «Как?! Девушка же без сознания, вы что, обыск продолжите»? Они говорят: «У нас процедура». — «Какая процедура, тут человек может умрет сейчас» То есть у понятых шок был. — «Вы что, люди? Это же как так можно? Ну давайте, пусть хоть врач ее посмотрит. А потом»… — «Ничего не знаем, у нас все по процедуре. Есть второй хозяин, он все проконтролирует». У меня была дилемма: мне следить за обыском, а еще второй день, очень неприятно же. А если в первый чего-нибудь оставили и сами сейчас найдут? То есть обыск на второй день — это очень странная история. Это сейчас-то я знаю, зачем они приходили, а тогда…
— Понятно зачем. Вы же в первый день в прямом эфире дрон из окошка отправили.
— У меня были очень большие опасения. Если в первый день спрашивали: это ваше? Я говорил: наше. То на второй день я на все отвечал: не знаю, это может быть вы вчера оставили. То есть у меня была дилемма: с одной стороны жена без сознания, с другой стороны четыре опера в восемь рук, которые что-то ищут. И я между двумя этими комнатами ходил, а за мной еще два росгвардейца следили, чтобы я там ничего не трогал. Вот так и хожу: вроде ладно, Кристина там очухивается, и тут вроде ничего не подкладывают. Смотрю, что понятые вроде нормальные, говорю: «Пока я там с Кристиной, вы за ними следите, чтобы ничего не положили. И они реально вот настоящие были понятые, следили за ними: «А вы сейчас что делаете? А вы сейчас куда»?
— Нашли, что искали-то?
К сожалению, нашли. И слава богу, что нашли. Потому что у них уже переговоры были ехать к нашим мамам. То есть если бы они с порога сказали не «отдай коптер, а то будем искать», а «отдай коптер или мы поедем кошмарить ваших родителей», я бы отдал сам, честное слово. То есть я им это и сказал. Они когда нашли коптер: «Ну все, отбой. На Дачную ехать не надо. На Линейную ехать не надо». Я говорю: слушайте, вы бы сразу сказали, что будете кошмарить всех моих родственников, пока не найдете коптер. Я бы вам его просто ко входу вынес и отдал. Потому что одно дело я, я к этому готов и знаю, в чем участвую. Другое дело — наши несчастные родственники. Они-то ни при чем. Слава богу, что нашли. Потому что обыск у мамы…
— Но дрон, он же прилетел обратно уже без того, что в нем было?
— Конечно.
— А на хрена он им нужен?
— Ну это месть. Мы тут тигра подергали за усы. От следственного комитета улетает какой-то коптер.
-Да, мы смотрели и очень удивлялись. Стесняюсь спросить: а это не статья? Утаивание каких-то там данных?
— Утаивание улик работает, когда есть дело и есть улики. А у нас когда дело искусственное, оно не может существовать само вообще это дело, то и улик никаких быть не может. И любой юрист вам это подтвердит, который в теме уголовных разбирательств. У нас же дело о легализации денежных средств, полученных преступным путем. Ему должно сопутствовать дело о том, какое преступление было совершено для получения этих средств. Но то есть грубо говоря эти деньги надо было украсть, заработать на игровых автоматах, в какой-то отрасли в черной, уклониться от налогов. То есть вначале должны быть какие-то деньги, полученные преступным путем. После этого легализовываться. Не может быть легализации без самого получения. А у нас нет дела о получении. Наше это дело, оно все равно кончится ничем. Потому что априори оно не может ничем кончится. Поэтому и улик никаких не может быть. Если нет дела, то и улик никаких нет.
— Нет тела — нет дела?
— Тут не то что тела, тут и денег-то… То есть у нас есть пожертвования, которые ходили по штабам. Пожертвования не получались преступным путем. Это исключительно конструкт, сфабрикованный, чтобы пошариться по штабам, по координаторам. И все.
— Технику, которую в штабах брали, вам вернули?
— Нет, ничего не вернули.
— А надежда есть?
— Что вернут технику? Я думаю, ее для того и забирали, не чтобы возвращать.
— А опись есть?
— Есть. Ну, там какие-то вещи мимо описи конечно проскочили, по мелочи в основном. Ноутбуки и все ценное в опись попало. У меня даже флешки описаны. А забирали все, что умеет хранить данные. У Полины даже смартфон забрали. Сказали, ну как же, у тебя же эплвотч, на нем есть память, что-то может быть в памяти. У брата забрали электронную читалку. Потому что а вдруг у тебя кроме книжек на ней… запрещенные книжки может есть. Мы поищем. В 2019 году мы ищем запрещенные книжки! Классно же, ну? Потом вот эти сказки про Ленина читаешь, как жандармы к нему приходят… очень смешно.
— Молоком писать и хлебницу съедать…
— В Москве же раз пять вынесли все. Причем первый раз еще года два назад. Не вернули ни гвоздя. Возвращать вообще не входит в задачу. Здешние четко говорят, что как Москва скажет, так и будет. Прямо вот не стесняясь говорят.
— Сочувствуют?
— Я наверное не буду тут сильно… Зачем рассказывать, кто там хороший, кто нет. Мы вот про плохих заодно рассказали. Видели наше недавнее видео?
— Конечно видели.
— Нашли дом у генерала росгвардии. То есть росгвардейцы — это те люди, которые ломали двери. Поэтому мы посчитали, что немножко щелчок-то генералу дать — не грех.
— Ну что же, обыски отболели и прошли. И между выборами есть немного времени. Насколько я понимаю, Вы с супругой (законной, повторюсь, у меня теперь и фото штампа в паспорте есть) уезжаете в небольшой отпуск. Ну что же. Вы у нас не под подписочкой, так что желаем Вам счастливого пути.
Элеонора Соломенникова
