Закулисье с детства
Я из театральной семьи. У меня родители работали в театре в удмуртском городе Ижевске, в котором я родился. В 14 лет моя семья переехала в Новосибирск. Это как в цирке: цирковые дети ничем другим заниматься не могут. Так же и я — «заразился» этой болезнью. Решил, что стану режиссером, чудовищно рано — в 13 лет. В 16 уже поступил ГИТИС. В советское время я в таком возрасте не поступил бы в театральный. Ребят моложе 25 лет не брали из-за стойкого убеждения, что режиссером может стать только человек, уже имеющий какой-то жизненный опыт. В 22 года я закончил ГИТИС.
Молодость для режиссера не недостаток
Сейчас профессия «режиссер» в нашей стране омолаживается, очень много уже заявивших и признанных режиссеров до 30-35 лет. Причем они работают гораздо интереснее и содержательнее, допустим, режиссеров старого поколения советской школы. Мне повезло: учась на третьем курсе, я получил серьезное предложение из Омского тетра драмы. Поставил для них спектакль на малой сцене. И после этого получил еще несколько предложений из разных театров. В «Красном факеле» работаю уже 10 лет. Тут для меня родная сцена. А параллельно сотрудничаю с другими российскими театрами.
Современный режиссер — это не суфлер
Я ставлю спектакли по мотивам известных произведений. И если говорят, что в моих постановках больше всего узнаются названия и имена героев, то согласен — я за интерпретацию. Театр — не литературное искусство, оно не обязано обслуживать литературу и ее иллюстрировать. То, что зритель видит на сцене, — это режиссерский текст. В него входит все: откуда вышли артисты, как пошли, какая музыка, какое пространство, как актеры одеты, какой текст произносят, как реагируют, какой между ними способ взаимодействия.
Если подразумевается некое костюмированное выступление артистов по ролям со словами, написанными, как у автора, — это театр-разукрашка. От него отошли еще в XX веке, когда появилась профессия «режиссер». До этого функции режиссера выполнял суфлер. А главным был драматург, который писал пьесу и ставил артистам задачу, как сыграть — в костюмах, красочно, соблюдая все авторские ремарки. Современный режиссер авторский текст должен рассказать по-своему, как он это видит. В истории XX века великие режиссеры (и западные, и российские) совершали переворот за переворотом в этой профессии, и каждая их интерпретация приобретала более интересные формы.
Искусство экспериментировать
Театр всегда ищет новые способы коммуникации со зрителем. Мы живем в постоянно меняющемся мире. Например, в последние 10 лет мы воспринимаем очень много информации одновременно из разных источников: через экран, текст, мобильный телефон. Мы можем листать ленту новостей, их даже не открывая и при этом рисуя для себя картину мира. Знания, полученные через личный опыт и труд, заменяются информацией. Знания же исчезают. Способность современного человека так перерабатывать информацию становится для искусства, и не только театрального, предметом очень серьезных размышлений. Поэтому сегодня в современном театре очень много экспериментируют — с текстом, со словом, с мультимедиа, со способом передачи информации. Ищут новое.
Новые сценарии шлите театроведам, а не режиссерам
Должен признаться, что не читаю никаких современных пьес, если только мне их не посоветовали. Так сложилось в жизни, что в основном работаю по классическим произведениям — по таким хрестоматийным, школьным. Мне это интереснее, нежели работать с текстом, написанным вчера-позавчера.
Каждый день на электронную почту театра на мое имя пачками приходят сценарии и предложения от начинающих драматургов. E-mail «Красного факела» один из сотен, включенных в такие рассылки. Честно скажу, я ничего не читаю, потому что у меня, к сожалению, нет на это времени. А вот театровед Олег Лоевский как раз читает все возможные и невозможные пьесы, русские и нерусские. Он весь день их читает штук по 10. Удаляет графоманию (ее процентов 80), а остальные тексты группирует по странам, по темам, копирует стоящее на диски и отсылает их на театральные адреса. Вот с дисков, полученных от Лоевского, некоторые произведения режиссеры читают.
Работаю по наитию
Режиссеру при заказе спектакля, как правило, не ставят жестких рамок. Например, мне заказали поставить античную драматургию. Вот и все ограничения. Я выбрал «Электру» и поставил ее по своему видению.
А Kill вообще появился скоропостижно. Начинал делать совершенно другой спектакль — «Синий бархат» по фильмам Дэвида Линча. Были репетиции. Но потом понял, что это очень большой проект, к которому мы сейчас не готовы из-за ограниченности по времени. Закрыть проект нельзя. Через три дня я принес пьесу Шиллера «Коварство и любовь» и по ее мотивам поставил спектакль.
Его общий посыл такой: к Богу претензий быть не может. Он тебе ничего не должен. Его сын умер ради тебя две тысячи лет назад. Это была главная жертва. Если что-то страшное случилось, виноват ты, но никак не Всевышний.
Я никогда не анализирую, не высчитываю, что буду ставить. Стараюсь довольно большую зону оставить для интуиции. Ей надо доверять, если она есть и развитая. Интуитивные шаги, которые я делаю, как правило, оказываются верными. Поэтому с точки зрения выбора материала чаще полагаюсь на внутреннее чутье. Если меня это задело, тронуло, значит, я могу с этим работать.
Эльвира Корченко
Фото автора
