В Новосибирске 30 июня состоялся фестиваль нецензурного искусства «Ху из?». Театральные деятели перед вступлением с 1 июля закона о запрете мата в кино, телевидении и театре решили в последний раз устроить читку пьес и стихов, содержащих нецензурную лексику.
Организаторы открыли фестиваль в соответствии с тематикой, решив устроить некий акт единения: все зрители дружно, хоть и со смущением, кричат (ставшие на сегодня запретными) 4 матерных корня.
– А теперь давайте произнесём слово, о котором я чаще всего думаю!
– Деньги? Нет, это слово ещё не запретили, – переговариваются на сцене организаторы. – Ну же! Нам в дальнейшем нельзя будет это говорить, поэтому предлагаю сказать сейчас.
Акт единения сменяет лекция доктора филологических наук, преподавателя театрального института Ильи Кузнецова. Он рассказывает о появлении и использовании мата в литературе: «Литература в 18 веке была нормативна. Конечно, есть такие стихи Пушкина, как:
С утра садимся мы в телегу,
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошёл!..
И дальше идёт многоточие. Но ни Пушкину, ни его современникам не приходило голову декламировать ненормативную лексику в открытом тексте: всё заменялось многоточиями.
Илья Кузнецов пояснил, что мат в литературе появилась в ХХ веке, во времена футуристов. Ненормативная лексика служила здесь средством эпатажа, желанием привлечь внимание. Советская литература, конечно, была нормативной, но мат снова возродился в культуре в эпоху постмодерна (конец 60-х). А появившаяся в 90-е, наиболее тяжёлые для культуры в России годы матерщина связана с другим явлением: мат здесь – способ идентификации своего: «я писатель, я говорю, что это правильно, и сам так делаю». Но, по словам эксперта, нецензурная лексика не является необходимым средством для воспроизведения действительности в искусстве.
– Проблема матерщины – это не проблема искусства, – добавляет он.
– Начинать нужно с массовой культуры: штрафовать за мат на улице! – не в первый раз повторяют организаторы.
Следом начинается читка пьесы Ивана Вырыпаева «Июль» в исполнении актрисы театра им. Афанасьева Анны Чеховой.
– Для нас это не акт непослушания, а попытка рассуждать, чего мы лишимся завтра с принятием этого закона, – поясняет режиссёр Сергей Чехов. – Да, в большинстве современных пьес нецензурную лексику можно спокойно изъять.
Но есть ряд произведений, где эта лексика смотрится настолько необходимой для образа и замыслов, что убрать её оттуда кажется невозможным.
В виду того, что Вырыпаев категорически против менять что-либо в «Июле», то эта пьеса, по сути, читается в последний раз. Но сложным для восприятия произведение оказывается не из-за наличия мата, а из-за самого содержания в принципе: речь идёт о сумасшедшем маньяке-убийце, и не каждому зрителю под силу вынести эту «расчленёнку».
Чтобы разрядить обстановку, на сцену выходит художник с соответствующей тематике картиной и устраивает аукцион, продав её за…кружку пива.
После пьесу Дмитрия Карапузова «Кто любит Панкратова» читает актер театра «Красный факел» Константин Колесник. Читка сопровождается высвечивающимися на экране картинами новосибирской фотохудожницы Янины Болдыревой и музыкой Дениса Франка.
– На самом деле, мы друг с другом почти незнакомы: ни автор с текстом, ни мы с художницей…и с Денисом мы друг друга не очень близко знаем, – задаёт тон выступлению Константин.
И действительно на фоне крайне тяжелого по смыслу «Июля», забавная пьеса о простом русском мужике, который пытается вычислить шлющего ему письма гея, выглядит очень контрастно.
А прощание с матом в литературе завершилось чтением авторских стихов.
Фото Анны Горбуновой
Алёна Литвиненко
